— Ды… ды… дыай мне чт-т-то-нибу-бу-будь теп-п-пленькое.

Канцлер хмыкнул, странно на меня посмотрел, потом покрутил головой по сторонам, куда-то нырнул и швырнул в меня мягкий пушистый ком. О! Так это же Молькина шалька

Было темновато. Комнату освещал только неверный лунный свет, сочившийся из высокого, в пол, арочного окна. А вообще можно назвать окном окно, если ты через него с балкона пришел? Я задумывалась, плотненько заматываясь в шаль.

— И выпить, — твердо потребовала я, внутри все меленько дрожало, и теперь было точно понятно, что холод тут не причем.

Анатоль снова пошуршал и побулькал, на сей раз в столе, и, к моему удивлению, протянул мне стакан. Запах был знакомым. Наученная горьким опытом пития в Толиковой компании я осторожно попробовала протянутое кончиком языка. Так и есть! Это оно, жуткое зелье, от которого меня развозит, как пионерку. Так это что, у него заначка в столе? А если в столе его заначка, значит и стол его и… да, бинго! Это его кабинет. Так местоположение определили, осталось определиться с намерениями.

Я наугад шагнула к темнеющему у стола пятну, которое оказалось креслом. Забралась с ногами, ну, насколько кринолин влез, и чуточку отпила. Небо обожгло, по пищеводу пронеслась лавовая река, но дрожь внутри стала отпускать, и зубы уже не клацали. Но насладиться покоем в присутствии Анатоля было чем-то на грани фантастики.

— С ума сошла! — рявкнули над ухом

Зубы клацнули о стакан, рука дрогнула, в декольте потекло.

— Ты нормальный, вообще? Так и до больнички недалеко, — я отставила уже пустой стакан и попыталась шалью избавиться от лужи.

— Говорил, не лезть к нему.

— А кто лез? Оно само подползло. — Я в отчаянии воззрилась в парчовые глубины, лужа коварно проникала дальше, источая убойный аромат ядреного спирта. — Что это вообще со мной было?

— Заморочил и надкусил.

— Что?

— Слав — морой[1]. Они так питаются. Энергия, кровь и прочее. — Анатоль наклонился, его лицо было почти рядом с моим и, подсвеченное луной из окна, выглядело ничуть не лучше вампирского.

От «прочего» стало жутче всего. Я схватила канцлера за воротник.

— Толичек, миленький, верни меня обратно, мне тут страшно. Я домой хочу, к маме, к Вовычу, на работу…

— Как ты меня назвала? — канцлер выпрямился, руки соскользнули по кафтану.

— Прошу простить, ваше ненаследное высочество, — подорвалась я, края шали взметнулись, как крылья защищающей своих цыплят квочки, в груди так жгло от обиды, что подмоченное напитком платье грозило вспыхнуть. — Если я вас оскорбила, то исключительно по незнанию. Я, мать твою! Вообще! Ни хрена! Не знаю!

За окном взвыло. Яростно ударил ветер, залепив стекло снегом. Стало темно и тихо.

— Успокоилась?

Я было открыла рот, но накатившее раздражение уже схлынуло. В руке Анатоля затеплился огонек. Он отделился от его пальцев, подплыл к многорогому канделябру и оставил каждой свечке по своей маленькой желтоватой копии. Я почувствовала себя середнячком в классе с профильной физикой.

— Тут все так могут?

— Кто все?

— Ты, принц, Слав вот…

— Не все, но многие. Это не афишируют. Неприлично. Особенно среди дворян. А Вениан тебе, выходит, уже все показал? — Анатоль сидел на стуле у двери, туда свет не дотягивался и возникало ощущение, что со мной низким бархатистым голосом говорит тьма.

— Нет. Дальше поцелуев дело не зашло, — ляпнул мой дурной язык, и разрушил волшебство. — Цветочки из огоньков дарил, — поспешила реабилитироваться я, но предчувствие чуда не вернулось. — Что случилось с Мари-Энн?

— Она ехала сюда, чтобы заключить помолвку с Венианом. По дороге на кортеж напали. Я ехал на встречу с небольшим отрядом, когда мы подоспели, было уже поздно. Все были мертвы.

— Как все?

— А вот так.

— А как же Мари-Энн? То есть, как же я?

— Мари-Энн мертва. А ты — это ты. Поэтому так важно выполнить условия магического контракта.

— Я ничего не подписывала!

— Но ты согласилась.

— Да я в дрова была! Я бы на что угодно согласилась!

Темнота заинтересованно блеснула глазами.

— Для магии не важно состояние тела, ты ответила согласием. Все.

— То есть, если бы Слав что-нибудь этакое меня попросил…

— Возможно, но маловероятно. Он на моей территории.

— Что значит на твоей? А как же Вениан и король?

— Король слаб, Вениан еще не король, а ключ от границы у меня. Поэтому я очень удивился, когда началось все это зимнее безобразие. И сделал логичный вывод, что это твоих рук дело. Других нарушителей равновесия в Казскии нет.

— Я вот так вот, — я пощелкала пальцами, — не умею! Так что нечего на меня собак вешать. Я еще от своей кончины не отошла, а ты уже обвинениями бросаешься! Да и когда бы это я успела?

Канцлер что-то сделал, в голове загудело, кувыркнулось…

«Лоша-а-адка-а-а!» «А вот скажите, принц, отчего в Казскии снега нет?» И ощущение теплой гладкой кожи под ладонями. И поцелуй, от которого все внутри скрутилось узлом. «Спи».

Я торопливо прикрыла руками уши, опасаясь, что их малиновое сияние затмит свечи. А еще эти труселя позорные! Совсем без них и то так стыдно бы не было.

— Это не я. — Не факт, что прокатит, но на всякий случай. — Это твое коварное пойло. Оно на меня как-то странно действует.

— Да, я заметил. Еще на пикнике, — хмыкнула темнота.

— А что с Карамелькой стало? Куда она подевалась?

— Так тебе же уже донесли. — Улыбается, жаль, не видно.

— И что теперь? — я потихоньку подкрадывалась к темному углу. Просто мне неуютно, когда собеседника не видно, вдруг он мне там рожи корчит, а я не в курсе?

— Вероятно, будет пакостить, но издалека и нестрашно.

— А давай ее замуж отдадим! Вон, хоть за Слава. Пусть ему нервы ест. Или сам на ней женись, она ж от тебя без ума.

— То есть пусть она мне нервы ест? Спасибо. Мне тебя хватает.

— А чего ты меня сюда поволок? Там вон полбара на все согласных было. Сидели бы тихонько замужем и счастливые пузыри пускали.

— Мне нужна была Мэри-Энн.

— Вот же брехло! — восхитилась я, пристраиваясь на выступающую на ладонь нижнюю часть книжного шкафа.

Фигура сидящего нога за ногу Анатоля приобрела очертания.

— Я?

— А кто мне днем пел, что в бар просто выпить пришел, спасатель-экстремист?

— Я туда за этим и пришел, а тут ты.