Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не трогай меня! – вскрикнула она, точно подстреленная птица. – Я не то, что ты думаешь!
– Я ничего не думаю… – пробормотал наемник, обескураженный.
Она продолжала, не обращая внимания на его смущение и на иронически задранные брови Конана:
– Да, у меня есть кое-какие способности, и я ими воспользовалась, когда сочла нужным! Не вижу в этом ничего дурного. Люди обращались со мной отвратительно, и я отплатила им той же монетой.
– А почему люди должны были обходиться с тобой иначе? – осведомился Конан. – Ты была смазливая бродяжка с чванливым характером. Ты смеялась над мужчинами, которым кружила голову. Ты вносила раздор в семьи. Ты выпрашивала подаяние с таким видом, будто делала другим одолжение… Что, разве не так? Пойми: я ненавижу магию и все, что с ней связано! Если бы ты знала, скольким магикам я свернул шею… – Он вздохнул и спокойней заключил: -… ты бы вела себя потише.
Девушка промолчала. Туризинд решил было, что Конан опять попал со своими предположениями прямо в цель, но тут наемник поймал взгляд Дертосы. Та посматривала на Конана загадочно. Да, Дертоса не собиралась опровергать его слова, однако Туризинд вдруг понял: Дертоса – нечто иное, нежели сказал Конан. Не побирушка. Не бродяжка. Даже не колдунья. Ее судьба одновременно и проще, и страшнее.
И она ничего им о себе не расскажет. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас она будет хранить свою тайну, она будет лгать, изворачиваться – и даже соглашаться с оскорбительными предположениями Конана. Лишь бы только не выдать о себе правды.
Туризинд снова коснулся ее руки. На сей раз она не стала отбирать у него свою руку. Напротив, посмотрела на него с легкой улыбкой:
– Но ты-то мне веришь? – спросила она у Туризинда. – Ты ведь тоже хлебнул в жизни немало бед.
– Мои беды – не твоя забота, – ответил Туризинд хмуро. – И я не верю тебе. Но мне жаль тебя… – Он перевел взгляд на Конана. – Даже об орудии нужно заботиться, не так ли? Иначе любая отмычка заржавеет или, того хуже, сломается.
– В таком случае, предлагаю ее накормить, – сказал Конан.
Женщина ела жадно. Туризинд смотрел, как она обкусывает кусок сыра, как отрывает пальцами кусочки от лепешки, скатывает их в шарики быстрым нервным движением и потом заталкивает в рот, за щеку.
«Странный способ есть хлеб, – подумал Туризинд. – Никогда такого не видел».
Она подняла голову. Одна щека у Дертосы была оттопырена: за нею находилось не менее десятка хлебных шариков. С набитым ртом она улыбнулась.
– Спасибо.
Конан фыркнул:
– Ну и у кого из нас дурные манеры?
Во взгляде Дертосы появилось удивление. Туризинд подумал:
«Кажется, она уверена в том, что манеры у нее самые изысканные… Кто же обучал ее? Кто вырастил это диковинное существо? Я никогда не встречал людей, которые держались бы так, как она… Кто же она такая?»
Его охватила оторопь. Между тем Дертоса закончила трапезу и растянулась на земле.
– Где мы? – спросила она сонным голосом.
– Посреди Дрогонских болот, – ответил Конан.
Она вздрогнула всем телом. Блаженного спокойствия как не бывало.
– Зачем мы забрались сюда?
– Потому что мы уходили от погони, – вмешался Туризинд. – Если ты помнишь, дорогая, тебя собирались повесить.
– Да, – ответила она равнодушно, – припоминаю нечто подобное.
– За нами гнался весь город, – продолжал Туризинд. – Мне до сих пор кажется чудом, что мы оторвались от преследователей. Но теперь за нами будет вестись охота.
– Мы отправляемся в такие места, куда добропорядочные горожане и носу не кажут, – утешил обоих Конан. – Так что стоит воспользоваться моментом и как следует отдохнуть. И не вздумай пустить в ход свои чары, ведьма! Если я замечу, что у Туризинда мутнеют глаза и в углах рта появляется сладенькая слюнка, если я только заподозрю, что он думает о тебе лучше, чем ты заслуживаешь, – я изобью тебя дубиной и, как следует, разукрашу твое очаровательное личико синяками.
– Если я на самом деле ведьма, как ты говоришь, то синяки не помешают моим чарам, – устало вздохнула Дертоса. – Но я не ведьма, и чары, которыми я владею, – всего лишь мои собственные способности. Я была наделена ими с раннего возраста – без всякой моей просьбы или пожелания… и не понимаю, отчего бы не воспользоваться тем, что даровано тебе судьбой.
– Постарайся избегать того, что «даровано тебе судьбой», – посоветовал Конан. – И доживешь до преклонных лет.
Он наклонился над пленницей, связал ей руки за спиной и прикрепил конец веревки к дереву.
– Отдыхай, Дертоса.
И с тем зашагал прочь, желая получше осмотреться на болоте и выбрать дорогу, по которой им предстояло следовать дальше. Туризинд подошел к своему спутнику.
– Зачем ты привязал ее? Она и без того еле двигается.
– Я ей не доверяю, – просто сказал Конан.
– Брось! Мы же спасли ей жизнь.
– Такие существа не знают, что такое благодарность.
– Она всего лишь человек, Конан. Молодая женщина. Она напугана, ей больно… Над ней издевались целый месяц, а вчера секли кнутом и едва не повесили… Неужели нужно усугублять ее страдания?
Конан хмуро молчал. Туризинд продолжал, сам не замечая, что говорит все с большим жаром:
– Сейчас она, почти беспомощная, с незнакомыми людьми, полураздетая, на гиблом болоте… Ты насмехаешься над ней, бранишь ее, а теперь еще и связываешь. Не слишком ли много?
– Нет! – рявкнул Конан. – Не слишком. Для нее ничего не слишком, она колдунья. И перестань давить из себя слезу. Я ей не верю и тебе не советую. Гляди, чтобы она и впрямь не околдовала тебя. Она очень красива и очень хитра.
– Ты действительно намерен использовать ее как отмычку?
– Она – совершенный воровской инструмент. Да, разумеется. «Отмычка» – наилучшее наименование для этой женщины.
Туризинд покачал головой:
– И наемников еще обвиняют в цинизме!
– Да, это несправедливо, – согласился Конан. – По сравнению с людьми из тайной стражи самый зверский наемник – просто девственница из приюта для невинных сироток… Кстати, ты поверил тому, что она сказала насчет своей девственности?
– Что она никогда не была с мужчиной? – Туризинд пожал плечами.- Звучит неправдоподобно, не так ли? Но… пожалуй, да, я ей поверил. У нее глаза дикие. У тех, кто испытал плотскую страсть, глаза другие. Более теплые, что ли.
– Не поддавайся, – еще раз сказал Крнан и хлопнул Туризинда по плечу.
И тут до них донесся пронзительный крик, в котором звучал неподдельный ужас. У Туризинда кровь заледенела в жилах. Он повернулся к Конану, однако и тот выглядел не лучшим образом: было очевидно, что рослый варвар растерялся.