других. Но знай, что войной с отцом или матерью, ты их в этом не убедишь.

– Он очень принципиальный человек. Если решил, то не сворачивает. Я попыталась сказать ему, что, может быть, дело в дедушке, но стало еще хуже.

– Когда человек бежит от того, что его ранит, для него нет разумных аргументов. Он выбирает позицию, в которой чувствует меньше всего боли. Ты же и сама так делаешь? Подумай.

– Нет, – рефлекторно ответила Марта, но тут же отступила. – Да.

– Гнать от себя страдания вовсе не выход. Вместе с ними ты гонишь от себя людей, гонишь человека, которым могла бы стать. Я боюсь, что отцу ты этого не объяснишь. Он не захочет слушать. Зато ты можешь не повторять его ошибки.

Луна медленно плыла по небу и уже проделала большую часть пути. Совсем скоро ночь закончится, и наступит новый день. Марта понимала это и не хотела возвращаться в реальность. Она почувствовала, как от одной мысли по телу побежали мурашки, и тут девушка поймала себя на мысли – это и есть желание бежать, о котором говорит Август.

– Тогда как мне быть? – Марта повернулась к Августу, ожидая услышать правильный ответ.

– А как ты хочешь? Ты же не ждешь от меня наставлений?

– Почему нет? – удивилась девушка.

– Потому что я не учитель. Я твой друг. Да, я мог бы тебе указывать, как жить и что делать. Так же как твой отец. Но разве ты хочешь этого? Гораздо правильнее самой принимать решения, а не перекладывать за них ответственность на других. И вот скажи мне, что ты хочешь делать?

– Я хочу играть на скрипке и поступить в музыкальное училище.

– Почему?

– Потому что музыка для меня все.

– За тебя никто не решал? Ни бабушка, ни папа, ни мама?

– Нет, я действительно очень люблю скрипку. И не вижу в этом ничего плохого.

– Тогда и живи так.

– Но папа…

– Папа будет против, конечно. Но ты уже не ребенок и очень скоро ему придется считаться с твоим мнением. Не устраивай баталий иначе проиграешь. Он просто запретит тебе и отнимет инструмент.

– Звучит очень сложно.

– А в жизни вообще все стоящее не дается просто так, – улыбнулся Август. – Скоро рассвет. У нас есть еще немного времени. Может быть, отвлечемся от этих тем? Как насчет того, чтобы сыграть мне?

– На чем? – Марта оглянулась по сторонам и увидела на столе футляр со скрипкой.

– Здесь нет ничего невозможного.

Девушка неуверенно подошла к футляру. Уже издалека она его узнала, но отказывалась верить глазам до того момента, пока не открыла его. Внутри лежала дедушкина скрипка.

– Откуда ты знаешь, как она выглядит?

– Я видел ее ни раз, – Август спрятал руки в карманы, чтобы не выдать дрожь, поскольку вспомнил, когда в последний раз видел эту скрипку.

Марта взяла в руки инструмент и начала играть заученную мелодию. Ту самую, с которой упорно сражалась в классе музыки. Она подумала, что во сне все получится проще, но, дойдя до злосчастного момента, снова оступилась.

– Еще разок, – сказал Август тем самым тоном, и девушка поняла, что это он был с ней рядом тогда. – Ну чего ты на меня смотришь? Давай. Все получится.

Марта ничего не сказала и только благодаря густым волосам смогла скрыть улыбку. Музыка полилась с самого начала. Нота за нотой мелодия пропитывала старый особняк. Марта не видела, потому что ее глаза были закрыты, но зато Август наблюдал, как старые обои на стенах скидывают себя груз времени, затягивая трещины и едва заметно насыщаясь цветами. Марта настолько глубоко погрузилась в музыку, что даже не заметила, как произведение подошло к концу. Она удивленно открыла глаза.

– Я не ошиблась?

– Нет, не ошиблась, – подтвердил Август и зааплодировал.

Засмущавшись Марта тут же отвернулась, делая вид, что просто убирает скрипку. Едва она положила ее в футляр, как поняла: утро настало.

– Я…, – обернувшись, попыталась сказать она, но тут же исчезла.

Август остался один в пустом особняке. Он закрыл футляр с музыкальным инструментом и провел по нему рукой.

– Ну, здравствуй, – сказала Август. – Ты хоть и не настоящая, но поможешь мне?

Инструмент ответил молчанием.

– Рад слышать, что ты не против. Следи тут за всем.

Август исчез точно так же, как и Марта.

12

Моя дорогая Марта,

Сегодня среди ночи мне пришла в голову мысль, которую захотелось сразу же записать.

Даже имя человека звучит по-другому. Словно песня.

С одной стороны, тебе хочется произносить его снова и снова, а, с другой, ты боишься. Как будто каждый раз, когда твои губы произносят его вслух, крупица магии растворяется в небытие. И однажды может наступить день, когда, назвав человека по имени, ты не почувствуешь совершенно ничего. Пустоту. Безразличие. Имя станет лишь шумом, нарушающим тишину.

Именно этого ты боишься и оберегаешь его имя, как нечто особенное. Ты смотришь ему в глаза и хочешь сказать: «Я люблю тебя,…», но понимаешь, что в конце следует имя. Оно обязательно должно там быть, ведь твои чувства не обезличены, они обращены к одному конкретному человеку, и потому имя Должно там быть. Но, поддавшись страху, ты не позволяешь себе произнести ни слова. И я даже не знаю, что в итоге хуже.

До свидания,

Твой Август.

13

Отец появился на кухне, когда Марта заканчивала завтракать. Не было ни «Доброе утро», ни «Привет», только холодный взгляд, брошенный ненароком в тот момент, когда он заходил.

– Доброе утро, – сказала девушка, а в ответ ничего.

Марта хорошо знала отца. Его молчание продлится не более суток. Затем он начнет говорить короткими фразами, а потом все снова вернется на круги своя. Таким демонстративным поведением он старался дать понять дочери, то насколько сильно она провинилась. Когда Марта была младше, отцовское молчание могло довести ее до паники. Девочка не понимала, что и почему происходит. Всячески пыталась спровоцировать папу на разговор или начинала извиняться, сама не зная за что. Главным для нее в те моменты было желание, чтобы папа перестал ее игнорировать, но отец всегда шел до конца. Подобный трюк работал и с мамой. Он приучил их чувствовать себя виноватыми тогда, когда посчитает это нужным.

Но сегодня впервые в жизни, едва волоски на коже приподнялись от холода, заполнившего кухню, Марта вспомнила слова Августа: "Он такой же человек, как ты и я… Нужно относиться с пониманием". И тут же вокруг Марты возник купол, куда не проникали острые льдины отцовского