Сыновья Федора Кривого и Стефаниды Годуновых, Василий и Борис, начинали службу с обычной для детей из знатных княжеских и боярских фамилий службы в рындах (оруженосцах). В разрядных книгах писали имена рынд «с саадаком» (луком и стрелами), копьем и рогатиною. При этом в полку у царя или его сыновей мог быть не один, а несколько саадаков: большой, другой, «писаный», «нахтермяный» (то есть сделанный из кожи, вывернутой на оборотную сторону, и украшенный шелком). Назначения молодых людей на службу с первым или даже вторым («другим») саадаком уже много говорили о их будущих перспективах. Поэтому и сами они, и их семьи зорко следили, чтобы местническое равновесие не было нарушено. Например, первые же известные службы братьев Годуновых в полку у царевича Ивана Ивановича объяснили, кто из них старший брат: Василия Федоровича назначили рындою «с копьем», а Бориса Федоровича — «с рогатиною»[140]. Однако порядок записи на службу братьев мог и меняться, как это произошло с теми же Годуновыми. В походе 1571 года, когда Иван Грозный снова ходил в разоренный им Новгород, Борис Годунов получил назначение в полк царевича рындою «з другим саадаком», а его брат Василий Федорович оставался рындою «с копьем»[141].

Именно со службою в рындах связан первый громкий местнический спор с потомком ярославских князей Федором Васильевичем Сицким, который Борису Годунову удалось выиграть в сентябре 1570 года (один был рындою «с копьем» в полку царевича Ивана Ивановича, а другой — «с рогатиною»)[142]. Между прочим, Сицкий был племянником первой жены царя Ивана Грозного Анастасии Романовны! Ее брат, боярин и дворецкий Никита Романович Юрьев, стоял в это время во главе земской Боярской думы. Князь Федор Васильевич Сицкий — сын царского свояка князя Василия Андреевича Сицкого, женатого на Анне Романовне Юрьевой[143]. Однако это свойствб Иван Грозный вспоминал с раздражением. Однажды его буквально заставили свидетельствовать в земельном споре ярославских князей Сицких и Прозоровских («обыскивали кабы злодея», то есть расспрашивали в качестве свидетеля). Адресуясь к еще одному ярославскому князю, своему заклятому врагу беглому Андрею Курбскому, Иван Грозный писал: «Попамятуй и посуди, с какою же укоризною ко мне судили Сицково с Прозоровскими»[144]. Старые обиды Иван Грозный, как известно, мог помнить годами, а потом они неожиданно прорывались и отзывались самым жестоким образом. Молодой Борис Годунов своим местническим столкновением вольно или невольно дал повод царю потешить свою мстительность и унизить прежних свойственников князей Сицких, которые, кстати, тоже служили в опричнине. Царь Иван Грозный велел записать в Разряде, что Борису Годунову «невмесно» служить в том походе с Федором Сицким[145]. Возможно при этом, что один из Годуновых вполне искренне хотел утвердить место рода в верхах знати. Пожалуй, именно здесь впервые мы сталкиваемся с тем, что со временем станет «фирменным стилем» Бориса Годунова. Никто и никогда не сможет его упрекнуть, что он действовал вопреки принятым правилам. Но каждый раз следствием его действия или бездействия оказывалась прямая выгода самого Бориса. Свойство, обычно присущее или очень осторожному человеку, или глубокому проходимцу. Но история так и не смогла вынести окончательный приговор Борису Годунову. Хотя характер Бориса Годунова невозможно объяснить простым противопоставлением добра и зла.

С. Б. Веселовский заметил, что Годуновы попадают в опричное управление на закате опричнины, когда Иван Грозный стал расправляться с теми, кто входил в его окружение раньше[146]. Предпочтение, изначально оказывавшееся царем младшему из братьев, Борису, очевидно. Объяснялось это известными обстоятельствами женитьбы Бориса Годунова на дочери Малюты Скуратова. Царю Ивану Грозному, фанатически боявшемуся боярских «измен», было удобно связать родственными узами своего постельничего и ближайшего слугу Малюту Скуратова, в преданности которого он до определенного времени не сомневался. Старший из двух братьев Годуновых, Василий, тоже был приближен царем, но, в отличие от Бориса, не успел прославиться ни громкими местническими столкновениями, ни заметными службами. Он рано умер, погибнув в моровое поветрие 1571 года[147]. Зримым свидетельством возвышения молодого Бориса Годунова, которому не исполнилось и двадцати лет, стала свадьба царя Ивана Грозного с Марфой Васильевной Собакиной в октябре 1571 года, на которой Годунов оказался «дружкой» царицы.

После возвращения из похода на Новгород летом 1570 года царь был сильно озабочен матримониальными планами, как своими собственными, так и старшего сына царевича Ивана. Овдовев во второй раз, Иван Грозный искал себе новую, третью жену, которая должна была стать последней (больше, по канонам православной церкви, царю нельзя было жениться). Поэтому к выбору царской невесты подошли с размахом. Устроили грандиозный смотр возможных невест и привезли в опричную Александрову слободу, по разным сведениям, от полутора до двух тысяч самых красивых девушек. Сначала в этом «конкурсе красоты» XVI века отобрали 24 претендентки, потом, в следующем «туре», их число сократилось до 12. В итоге царская «корона» досталась Марфе Васильевне Собакиной[148]. Говорили, что на выбор царя Ивана Грозного повлиял Малюта Скуратов. Не случайно свадебный разряд стал триумфом главного опричника и его родни. На царской свадьбе дружками царицы были записаны тесть — Малюта Скуратов и зять — Борис Годунов (причем имя Бориса стояло выше). Царицыными «свахами» стали две Марьи — мать и дочь: жены Малюты Скуратова и Бориса Годунова. Кроме родственников новой царицы только Борис Годунов и Богдан Бельский (племянник Малюты Скуратова) «в мыльне с царем мылись»[149]. Так эти молодые люди очень рано вошли в круг ближайших «любимчиков» Грозного царя.