Стараясь утихомирить разыгравшееся сердце, девушка надела сорочку и быстро почистила зубы. Потом забралась в кровать и накрылась с головой одеялом.

Она не станет думать о Рийсе. Ни в постели, ни за ее пределами.

Осталось-то всего пять дней.

Дом Рийса в Уистлере не просто поразил Лорен, а потряс до глубины души. Они прилетели на вертолете, за штурвалом которого сидел он сам, миновав череду гор в снежных шапках, следуя вдоль петляющего шоссе, ведшего к курорту. Уютные шале и лыжные базы раскинулись у основания гор Блэккомб и Уистлер. Между стройных сосен зеленело аккуратно подстриженное поле для гольфа. Улыбающиеся туристы неспешно прогуливались по деревенским улочкам.

Вертолет опустился на посадочную площадку у дома из мореного кедра и необработанных камней. Они спрыгнули на землю. В звенящей тишине Рийс произнес будничным тоном:

— За домом присматривают Морин и Грехэм. Я буду занят весь день. А для жен моих партнеров я организовал экскурсию по окрестностям. Так что ты свободна до половины восьмого. Вечером, пожалуйста, надень что-нибудь пристойное и закрытое.

— Боже, какие слова.

Рийс поджал губы.

— Завтра я буду работать в доме — есть срочные дела. Уезжаем отсюда послезавтра утром.

В воздухе чувствовался свежий аромат сосны и мха. Лорен очень любила бывать в горах. К тому же, она обещала Чарли сдерживаться.

— Здесь так красиво, — выдохнула девушка. — Я рада, что приехала сюда.

Рийс окинул ее взглядом с головы до ног: от мешковатого шерстяного свитера до узких джинсов и легких кожаных ботинок.

— Солнечные лучи играют в твоих волосах, как будто смешали медь и бронзу, — вдруг поэтично заметил он.

— Здесь никого нет… ты не обязан делать мне комплименты.

— Я сказал так потому, что мне захотелось. Потому, что это правда.

— А ты веришь, что я говорю правду? — возмутилась она.

— Начинаю верить.

— Пока не перестанешь сомневаться, держи свои комплименты при себе.

— Никогда еще не встречал такой женщины, как ты! — вдруг взорвался Рийс. — Я вращаюсь в так называемом высшем свете, где женщины бросают любовников и находят новых чаще, чем скачет курс на нью-йоркской бирже. Где верность почитается пережитком старины, а скоротечные романы — один из видов развлечения.

Лорен обожгло неожиданное чувство ревности, усугубляемое ее неопытностью.

— И как же ты вписываешься в это общество?

Выражение его лица изменилось.

— В последние годы вообще никак. Устал я от этих игр. Но одну истину я там узнал: подразни женщину своим богатством — и она заинтересуется тобой. Потрать на нее круглую сумму — и она твоя.

— А знаешь, какую истину я узнала в Школе искусств? За деньги таланта не купишь. Это дар Божий. Так что твои миллионы для меня ничего не значат.

— Я уже догадался. — Рийс помолчал. — Если мы забудем о Сэндоре, то еще останется Уоллис. Он мошенник, поверь мне. Доказательства неопровержимы. Не хочу, чтобы ты считала, будто я все это придумал и подтасовал.

Лорен сделала шаг назад.

— Нет, этого не может быть! Никогда не поверю в такое!

— Вот и славно: ты не веришь мне, а я не готов поверить тебе.

Сосновые иголки поблескивали на солнце. Где-то в ветвях чирикала птичка. За верхушками деревьев виднелись четкие очертания горных вершин, черно-белых на голубом фоне безоблачного неба.

— Как же я устала постоянно препираться с тобой, — грустно вздохнула она. — Наши ссоры ни к чему не ведут. Ну почему нельзя просто выполнять условия контракта?

— Не знаю. Ты думаешь, у нас получится?

— Разумеется, получится, — отрезала девушка. — Я пойду. Встречаемся в семь тридцать. Можешь не волноваться: я буду одета элегантно и неброско, как ты просил.

— Элегантно? — иронично переспросил Рийс. — Это что-то новенькое.

— Попрошу без оскорблений. На приеме я была очаровательна, экстравагантна и бесподобна. Что гораздо интереснее простой элегантности.

— Но я тебя увидел другой — самоуверенной, дерзкой и прекрасной. — Он лукаво улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — А кроме того, восхитительной, сексуальной и соблазнительной.

— А я тебя — надменным, самоуверенным и стремящимся подчинить всех своей воле.

Рийс рассмеялся:

— А еще я был подавленным и очень расстроенным, потому что меня лишили удовольствия.

— Ну конечно! — ухмыльнулась Лорен.

Он сунул руки в карманы.

— А знаешь что? Ты мне нравишься.

Легкий ветерок играл в его волосах. На улыбку невозможно было не ответить. Лорен приказала сердцу молчать.

— Тебе не может нравиться женщина, которую ты считаешь обманщицей и блудницей.

— А ты ждешь, что я поверю, будто со времен Сэндора я единственный мужчина, который возбудил в тебе страсть? — отозвался он. — По-моему, со дня нашего знакомства ты преимущественно ненавидишь меня.

Такая формулировка возмутила Лорен своей нелепостью.

— Взгляни на себя в зеркало! — В ее голосе послышалось раздражение. — Ты неотразим. У тебя прекрасное тело. Ты — средоточие силы и уверенности в себе. Я же не каменная, чтобы не замечать это.

— Отличное описание какого-нибудь безмозглого красавчика с разворота женского журнала, — недовольно буркнул Рийс. — «Мужчина месяца, который сведет вас с ума, по цене всего пять долларов девяносто пять центов».

— Послушай, я не в состоянии противостоять твоему характеру! — воскликнула девушка. — Уоллис не мог ничего у тебя украсть. Никогда не поверю в твои обвинения. Как же я могу лечь в постель с человеком, который считает простым вором того, от кого я видела только бескорыстную заботу и внимание?

— Одно не исключает другого, — тяжело вздохнул Рийс. — С тобой он мог быть добрым, а меня обманул.

— Мы ходим по кругу, — развела руками Лорен. — Полагаю, у тебя есть более важные дела, чем пререкания со мной.

— Есть, ты права. Встретимся в половине восьмого. — Он развернулся и скрылся за деревьями, оставив ее одну вдыхать свежий сосновый аромат и размышлять над тем, отчего вдруг в сердце образовалась пустота.

Ровно в семь тридцать Рийс обнаружил Лорен в просторной гостиной, в огромных окнах которой на фоне небесной лазури белели снежные шапки гор. Камин, отделанный гранитом, обещал уют. В углу стояла большая деревянная скульптура кита-касатки. Девушка, разумеется, рассматривала скульптуру, склонив голову набок.

Рийс ощутил, как его накрывает теплой волной оттого, что она здесь, в его любимом доме.