* * *

В Фултоне Черчилль превзошел самого себя: «Тень упала на сцену, еще недавно освещенную победой Альянса. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намерены делать в ближайшем будущем и есть ли какие-то границы их экспансии. Я очень уважаю и восхищаюсь доблестными русскими людьми и моим военным товарищем маршалом Сталиным… Мы понимаем, что России нужно обезопасить свои западные границы и ликвидировать все возможности германской агрессии. Мы приглашаем Россию с полным правом занять место среди ведущих наций мира. Более того, мы приветствуем или приветствовали бы постоянные, частые, растущие контакты между русскими людьми и нашими людьми на обеих сторонах Атлантики. Тем не менее, моя обязанность, и я уверен, что и вы этого хотите, изложить факты так, как я их вижу сам».

После таких реверансов выяснилось, что между приглашением нашей стране «с полным правом» занять место «среди ведущих наций мира» и изложением «фактов» лежит пропасть. «Факты» Черчилля, как известно, таковы: Советский Союз — причина «международных трудностей», потому что «…от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике через весь континент опущен железный занавес. За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой… В большом числе стран, далеких от границ России, во всем мире созданы коммунистические «пятые колонны», которые работают в полном единстве и абсолютном послушании в выполнении директив, получаемых из коммунистического центра».

Что же предлагал сделать Черчилль с этой «причиной международных трудностей» под названием СССР? Создать «братскую ассоциацию англоговорящих народов. Это означает специальные отношения между Британским содружеством и Империей и Соединенными Штатами Америки… Нужно под эгидой Объединенных Наций и на основе военной силы англоязычного содружества найти взаимопонимание с Россией».

«Взаимопонимание на основе военной силы», как можно прочитать эти слова? Исследователи-психолингвисты уже давно подсчитали, что Черчилль в Фултоне всего лишь по одному разу употребил слова «Британия» и «Великобритания». И по шесть раз «Британское содружество и Империя» и «англоговорящие народы». Восемь раз он использовал определение «родственные». Они же пришли к выводу о том, что в этом выступлении он применял лексику фашистской Германии. Я уже говорил в предисловии к книге, кому принадлежал эпитет «железный занавес», что же касается других определений, которые Черчилль использовал в Фултоне, — «тень, опустившаяся на континент», «пятые колонны» и «полицейские государства» — то они использовались во всем мире лишь для обличения фашистской Германии и ее союзников. Таким образом, миру давался еще и эмоционально окрашенный сигнал-призыв: у нас новый общий враг, он так же опасен, как фашизм.

Не случайно резкая отповедь Сталина, которую он дал фултоновскому выступлению Черчилля, была, по сути, переводом с языка эвфемизмов. Сталин назвал вещи своими именами: «Гитлер начал дело развязывания войны с того, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира… По сути дела, господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, в противном случае неизбежна война… Несомненно, что установка г. Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР».

Тем временем Трумэн, выпустивший Черчилля первым и промолчавший в Фултоне, торопился закрепить успех. Ораторский дар Черчилля проложил дорогу к сознанию сомневающихся в собственных странах, надо было ковать железо, пока горячо. Вскоре по указанию Трумэна его специальный помощник Клиффорд жестко структурировал «фултонский дебош», тщательно подобрав все его пассы. К примеру, пасс, сказанный Черчиллем, как бы в мягкой форме воспоминаний: «Из того, что я видел во время войны в наших русских друзьях и соратниках, я заключаю, что ничем они не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость…» — помощник Трумэна обратил в военный речитатив: «Адепты силы понимают только язык силы. Соединенные Штаты и должны говорить таким языком… Надо указать советскому правительству, что мы располагаем достаточной мощью не только для отражения нападения, но и для быстрого сокрушения СССР в войне…» Это было написано в обширном докладе под названием: «Американская политика в отношении Советского Союза».

Здесь излагались основные принципы и методы готовившейся войны. В докладе отмечалось, что США должны быть готовы вести атомную и бактериологическую войну. Говорилось, что нужна высокомеханизированная армия, перебрасываемая морем или по воздуху, способная захватывать и удерживать ключевые стратегические районы. И что война против СССР будет «тотальной» в куда более страшном смысле, чем любая прошедшая война.

Для того чтобы представить себе, насколько так называемая американская элита была захвачена этой агрессивной идеей, стоит почитать Элиота Рузвельта, сына американского экс-президента, который пишет в своей книге, что в 46-47-м годах вопрос, когда начинать войну против Советского Союза, был самым популярным в беседах на вашингтонских коктейлях.

Создание атомной бомбы в СССР укоротило эти планы-настроения, но не вытравило их полностью. Оправившись от шока по поводу этого события, правящий Вашингтон начал подготовку к всесокрушающему ядерному удару. Проекты этих планов под кодовыми названиями «Грайан», «Тотелити», «Чаризтир», «Флитвуд» один за другим рождались в высших эшелонах власти США. Не нужно никаких комментариев для того, чтобы показать их нечеловеческую сущность, достаточно процитировать строки этих документов: «Первый удар по 20 городам… сбросить 113 атомных бомб на 70 советских городов, из них 8 на Москву и 7 на Ленинград… сбросить 200 атомных бомб и 250 тысяч обычных бомб на 100 городов… сбросить 300 атомных бомб…». Указывались точные цифры: после какого удара будет разрушено 85 процентов нашей промышленности, сколько миллионов людей погибнет после первого удара, после второго, после третьего.

Более пяти лет один за другим корректировались и менялись планы атомной войны против СССР, пока в США не пришли к выводу, что она невозможна. Американский историк А. Браун, проанализировав планы руководства США, пришел к таким же выводам: «1. Соединенные Штаты вполне могли проиграть Третью мировую войну. 2. Россия, вероятно, могла бы занять Западную Европу за 20 дней. 3. Командование ВВС США считало, что Россия сумеет вывести из строя за 60 дней тогдашнего американского союзника Англию с ее базами, имевшими первостепенное значение. 4. Русские атомные бомбардировщики и коммунистическая партизанская война в США значительно подорвали бы способность и волю Америки к продолжению войны. 5. Америка не смогла бы защитить свои собственные города».

Таким образом, в 1950 году, после пяти лет планомерных изысканий, американским политикам стало ясно, что военными действиями разгромить СССР не удастся. И тогда родился новый план разрушения Советского Союза — холодная война. «Это та же война, которая ведется другими средствами», — объяснял в свое время миру Трумэн.