Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про себя я отметил: девочка миловидная. Рост соответствует возрасту. Упитанность нормальная. Ведет себя спокойно.
Вдруг маленькая грудка поднялась и снова опустилась, вздохнула. Одна рука потянулась к подбородку Ри. Та поцеловала ей пальчики. Глаза Рамблы оставались закрытыми.
– Вот мое сердце, – сказала Шери.
* * *
Я сел в твидовое кресло, Ри опустилась на краешек кровати-раскладушки, Рамбла продолжала льнуть к ней. Дыхание девочки ненадолго участилось, потом снова замедлилось – она уснула.
– Наверное, не отдохнула еще, – сказала Ри. – Она у меня любительница поспать; в два месяца могла проспать всю ночь, не просыпаясь.
– Это хорошо. А когда вы забрали ее от Конни, что-нибудь изменилось?
– Вы имеете в виду, к худшему? Хотелось бы мне сказать «да», но, говоря по совести, с ней все было в порядке. Правда, она очень обрадовалась, увидев меня, так и скакнула мне в руки. В чем я совсем не была уверена – ну, знаете, думала, может, она забыла меня… Но она помнила.
– То есть она переключилась немедленно.
– Ага. – Шери подняла глаза к потолку. – Тоже не совсем правда. Сначала она как-то притихла. Когда я хотела ее поцеловать, она отворачивалась. Но недолго, может, с полдня, а потом все снова стало по-старому.
Медея Райт наверняка воспользовалась бы этим как доказательством того, что Конни Сайкс отлично справилась с ролью временной матери. А если Майрон Баллистер не дурак, то он наверняка повернул бы ситуацию в пользу Ри, заявив, что это пример врожденной привязанности ребенка к своей матери.
Но я обратил внимание лишь на сам факт, а его интерпретацию отложил на попозже.
Ри прикусила губу.
– Я вот что хочу сказать, доктор. Чтобы вы не считали меня жестокой или сумасшедшей: я наломала дров, и я это понимаю, ясно? Во-первых, не надо было мне вообще уезжать. Во-вторых, раз уехала, не надо было задерживаться так надолго. Но Конни все твердила мне: все, мол, хорошо, и потом, это же был первый раз, когда мы – ну, то есть я и Конни – что-то делали вместе, понимаете? Мне понравилось. И не только из-за Рамблы, что она под присмотром, но и потому, что я и Конни, мы… ну, короче.
– У вас было ощущение, что Рамбла сблизила вас с Конни?
– Мне так показалось. Потому что раньше мы никогда… она всегда давала мне понять, что я дура. Я знаю, что умная у нас она, но… И учиться, наверное, можно было получше, но мне так трудно все это давалось… Чтение, цифры. Да вообще все. Очень трудно. Я старалась, как могла, но у меня не получалось. И все равно, незачем ей было выставлять меня дурой.
Глаза у нее стали мокрые. Она стала качать Рамблу. Маленькая ручка подползла к ее косе, стиснула пальчиками.
– Она это любит. Мои волосы. Наверное, для нее это как страховочный трос, как вы думаете?
– Может быть.
– Ну, в общем…
– Вы надеялись, что впредь вы с Конни будете ближе.
– Потому что она вела себя по-другому. Теперь-то я знаю, что она притворялась, но тогда как я могла понять? Я человек доверчивый.
– Как – по-другому?
– Она обращала на меня внимание, доктор Делавэр. Говорила со мной, как со взрослой, как нормальной сестре и положено. И потом, когда я ей звонила и она говорила мне, что у Рамблы все прекрасно, а я заслужила каникулы и чтобы я развлекалась дальше, – мне казалось, что она и правда меня одобряет. Впервые в жизни.
– Это вас ободрило.
– Но я все равно виновата, знаю. Нельзя было так надолго бросать мою любимую детку. И еще, я вас все-таки обманула, доктор: она не прыгнула мне в руки сразу, как только меня увидела. Сначала она смотрела на меня с испугом, и вот когда сердце ушло у меня в пятки, и я подумала: «Ну, все, девочка, на этот раз ты облажалась по-крупному. Единственное, что у тебя в жизни было стоящего, и то ты испортила». В общем-то, она меня приняла, просто вела себя как-то очень тихо. Правда, недолго: полдня прошло, и она уже льнула ко мне вовсю, вот как сейчас.
Шери опустила взгляд на дочь.
– Держала меня за волосы, тоже как сейчас. Знаете, как газовая горелка: зажигаешь ее снова, и она горит, будто и не гасла.
И она поцеловала девочку в пухлую щечку.
– Я люблю тебя, люблю, люблю лапочку мою.
Рамбла пошевелилась. Открыла глаза. Лениво улыбнулась матери.
Увидев меня, она схватилась за Ри еще крепче и захныкала.
«Уровень привязанности соответствует возрасту. Тревожится, предполагая возможную разлуку? – тоже нормально».
– Я обычно даю ей что-нибудь пожевать, когда она проснется, – сказала Шери.
– Хорошая мысль.
* * *
Я следил за тем, как Рамбла ест, стараясь держаться в стороне, не вмешиваться в ситуацию. Ри приготовила для девочки еду, разделив ее на мелкие порции и сопровождая процесс неизбежным комментарием:
– Все строго органическое, доктор Делавэр, никаких консервантов.
Наконец Рамбла позволила себе несколько раз подряд взглянуть в мою сторону. Я улыбнулся. На четвертый раз она ответила мне тем же. Тогда я встал и присел перед ней на корточки, так, что мое лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица.
Девочка взвизгнула и ухватилась за мать.
Я отошел.
Ри Сайкс сказала:
– Всё в порядке, крошка… извините, доктор Делавэр, она, наверное, еще не совсем проснулась.
«Нормальная реакция, абсолютно нормальная».
Великий утешитель.
Рамбла притихла, но на меня не смотрела.
Через пять минут она решилась взглянуть на картинку, которую я нарисовал. Улыбающаяся рожица, яркие краски.
Девочка просияла. Захихикала. Схватила листок, скомкала его, бросила на пол и решила, что это просто восхитительно смешно.
Следующие десять минут я сидел возле ее стульчика, и мы с ней веселились вместе.
Когда я встал, она помахала мне ручкой.
Я послал ей воздушный поцелуй. Она ответила тем же.
Я сказал:
– Пока, пока.
– Ака, ака. – Пухленькая ладошка накрыла ротик, потом задорно помахала мне.
Я вышел в комнату.
– Что теперь? – спросила Ри.
– Ничего. Я видел достаточно.
Пожав ей руку, я вышел.
* * *
Вечером того же дня я написал отчет. Самый короткий из всех, что мне доводилось когда-либо посылать судье.
Первое предложение гласило: «Эта нормально упитанная, по возрасту развитая девочка шестнадцати месяцев от роду является объектом тяжбы между ее биологической матерью и теткой по материнской линии о присуждении опеки над ней».