– Я прошу прощения. Боюсь, у меня нет другого оправдания моему поведению, кроме того, что я увлеклась всеми этими праздничными развлечениями и просто не могла удержаться, чтобы не побыть там еще чуть-чуть. Я потеряла счет времени. – Она изобразила застенчивую улыбку. – Вы лучше всех знаете, как я обожаю Рождество, – прибавила она, надеясь, что ее бывшая гувернантка с нежностью вспомнит ее детское волнение в это время года. Мариетта также подготовилась на всякий случай и сейчас достала из сумки бархатную коробку, стараясь не задеть лежащие под ней балетные туфельки. – Когда я осознала, как опаздываю, я купила их для вас в качестве извинения. – Она вручила компаньонке коробку фиалковых помадок.

Выражение лица мисс Уортерс смягчилось, как растаявший шоколад.

– Ну, полагаю, ничего страшного не произошло. Поехали, Мариетта, нам лучше вернуться домой, чтобы вы могли переодеться к обеду. По-моему, ваша мама снова имела удовольствие пригласить мистера Дроссельмейера в гости сегодня вечером.

У Мариетты упало сердце. После ужасного выступления на конкурсе ей меньше всего хотелось играть роль будущей нареченной доктора Дроссельмейера.

– Боюсь, что после такого волнующего дня и после этой ужасной толчеи на базаре у меня страшно разболелась голова. Думаю, мне придется извиниться и пообедать одной у себя в комнате, так что я не смогу встретиться в таком состоянии с добрым доктором сегодня вечером.

Глава 11

До Рождества оставалось всего несколько дней, и приготовления к Рождественскому балу в доме семейства Стелл шли полным ходом. Ароматы имбирных пряников со специями и подогретого вина носились в воздухе, на ветках вечнозеленых растений развесили банты из красного бархата, украсившие весь особняк. Выступление Мариетты быстро приближалось, и она носилась с одной репетиции на другую, стараясь избегать общения с Дроссельмейером на обедах, которые он продолжал посещать, а также участия в светских мероприятиях, приглашения на которые сыпались на нее, как густой снег, по мере приближения Рождества.

Она до сих пор каждый день ожидала письма из театра, готовая перехватить конверт прежде, чем его увидит один из лакеев отца. Хотя, вероятно, это была ненужная предосторожность, учитывая то, как прошло ее выступление на отборочном конкурсе. Насколько она знала, Дроссельмейер ничего не рассказывал о том дне. Она знала, что он не такой, каким кажется, но она тоже умела выжидать – как учил ее Фредерик в игре в шахматы, долгая партия требует терпения и стратегического расчета. Она наблюдала и ждала, пока мороз сковывал землю, а луна и солнце кружились по небу в древнем танце, когда его маска еще раз соскользнет.

Когда до Рождества осталось всего два вечера, репетиции прекратились. Мариетте приходилось терпеть семейные чаепития, обеды и вечеринки с вином, а родители каждый раз изобретали новые уловки, чтобы усадить ее рядом с Дроссельмейером. Он стал для нее постоянной угрозой. Еще больше их заставляло общаться его последнее творение – сцена и декорации «Спящей красавицы» для Рождественского бала. Большие таинственные свертки каждый день привозили из его городского особняка. На прошлой неделе Мариетта задала ему вопрос:

– Зачем вы все это так упаковываете?

– Может, я хочу сделать вам сюрприз, – ответил он, таинственно улыбаясь, как будто знал ее тайные мысли. Ее мучали подозрения. Казалось, вокруг него происходят странные события, и как Мариетта ни старалась их объяснить, ей это не удавалось. И чем больше она о них размышляла, тем меньше они поддавались ее логике и ускользали из ее памяти, как она ни старалась потом их вспомнить.

– А что, если мне не нравятся сюрпризы?

Он ответил ей медленной улыбкой и исчез в бальном зале, закрыв за собой двери. Мариетта из любопытства заглянула в щель между дверными створками. В детстве, раздосадованная тем, что ей не разрешили принять участие в каком-то из балов, она подсматривала за взрослыми, восхищаясь вспышками хрусталя в люстрах от тысячи свечей, сверкающими вечерними платьями дам, проносящихся мимо в вальсе. Но ей не удалось узнать, что делает Дроссельмейер, она видела только пустую черноту безлунной ночи.

Прижав пальцы к пульсирующим от боли вискам, Мариетта спустилась к бальному залу, чтобы проверить, как продвигается работа над декорациями сцены. Мадам Белинская была очень недовольна тем, что им не дали возможности провести репетицию в костюмах на этой сцене, и ей нужно было срочно известить преподавательницу балета о ее готовности.

Двери оказались запертыми. Из-за них доносились стук молотков, звон металла и голоса. Низкий голос Дроссельмейера перекрывал повелительный голоса отца.

– Неизменная трагедия жизни состоит в том, что она никогда не бывает такой долгой, как нам бы хотелось. Я не становлюсь моложе, как бы ни старался, – произнес Дроссельмейер, чем вызвал смех Теодора, потом продолжил: – И я часто чувствую, что мне нужна компания. Женщина, с которой можно посидеть у камина в самые холодные зимние ночи. И чтобы она подарила мне наследника, с которым я бы поделился своими знаниями, своим богатством.

– Некоторые могут сказать, и наверняка говорят в определенных кругах, будто я виноват в том, что слишком балую свою дочь. Она получала любые книги, хорошее образование и уроки балета, которые так ее увлекают. В результате она стала избалованным и своенравным созданием.

Дроссельмейер рассмеялся:

– Признаюсь, я заметил в ней некоторое упрямство, но уверен, что сумел бы укротить ее, если вы мне окажете эту честь.

У Мариетты невольно на секунду перехватило дыхание.

– Не спешите заявлять о своей уверенности. Мариетту не следует недооценивать; она обладает таким острым умом, что могла бы победить даже Сфинкса. Однако вы и сами скорее человек Ренессанса. Будет очень интересно посмотреть, как вы за ней ухаживаете.

– В этом я не сомневаюсь. – Гость рассмеялся.

Мариетта прислонилась к двери, ее охватило отчаяние. Фредерик все же был прав: она ужасно наивна, когда речь идет о мужских повадках. Ее отец и Дроссельмейер участвуют в совершенно иной игре, и ее в эту игру не допускают.

– Я в восторге от вашего интереса, доктор Дроссельмейер. Пойдемте, обсудим дальнейшие дела за бокалом лучшего арманьяка.

Мариетта ушла раньше, чем ее успели заметить. Дурные предчувствия теснили грудь. Отец и Дроссельмейер посягали на ее будущее, на ее жизнь, жадные и неумолимые. Очень скоро они совсем ее сожрут.

Ида была поглощена чтением последнего выпуска журнала «Татлер» [12] в своей личной гостиной, когда к ней зашла Мариетта. Эта комната привела бы в восторг кондитера своими пастельными тонами: вручную расписанные обои лимонного цвета, кресла с подголовниками из плюша кремового и светло-зеленого оттенков. Светлая, мягкая и пахнущая розами гостиная.

Мариетта ворвалась в