После школы Иоаким поехал с мамой в город покупать курточку «дутик». На обратном пути Иоаким попросил маму, чтобы они зашли на площадь. Он, мол, хочет посмотреть, что там делается.

Сейчас на площади было меньше народу, чем летом. Кое-кто продавал праздничные венки и стеариновые свечи, а также всевозможные подарки к Рождеству.

— И как только им всем не холодно здесь зимой, — проговорила мама, зябко поежившись. — Смотри-ка, есть даже человек, который продает цветы.

Все пело внутри у Иоакима.

— Он продает цветы среди зимы, потому что цветы — это часть небесной благодати, а она распространяется на землю, — сказал он.

Мама сильно сжала ему руку.

— Что? О чем ты говоришь? — спросила она.

— Этот человек продает зимой цветы, потому что цветы — это небесная благодать, которая опустилась на землю, — повторил Иоаким. — На небе столько красоты, что она легко проливается на землю.

Мама покачала головой и растерянно кивнула. Ей явно было не по себе оттого, что сын употребляет такие необычные выражения. Иоанн стоял за прилавком, на котором было разложено множество цветов. Он подмигнул Иоакиму и помахал ему рукой.

Когда они уходили с площади, Иоаким оглянулся. Иоанн изобразил, будто играет на невидимой дудочке.

...Через несколько секунд

существо, показавшееся Элизабет птицей,

кружа в воздухе, начало опускаться

рядом с процессией паломников...

Проснувшись, Иоаким открыл десятое окошко в волшебном календаре. На этот раз там был нарисован ангел на церковной башне. Из календаря выпала сложенная в несколько раз бумажка. Иоаким развернул ее и принялся читать:

Умораил

Это случилось в Падерборне в конце XII века, однажды по улицам маленького городка, расположенного между Ганновером и Кёльном, прошествовало стадо резвых овец, за которыми следовали два пастуха, негритянский царь, маленькая девочка в красной куртке и синих брюках и ангел с расправленными крыльями.

Раннее утро, городок еще не пробудился к жизни, только сторож ходит по улицам. Он кричит что-то громким голосом вслед двум пастухам, которые гонят через город стадо овец, в следующее мгновение он видит ангела, парящего над булыжной мостовой. И тогда он простирает руки к утреннему небу и восклицает:

— Аллилуйя! Аллилуйя!

Потом сторож заходит за угол и предоставляет улицу священной процессии.

Странники останавливаются перед церковью посреди города.

— Это церковь Святого Варфоломея, — сообщил Эфириил. —

Она была построена в одиннадцатом веке и названа в честь одного из двенадцати апостолов, учеников Христа. Что касается святого Варфоломея, то он добрался до самой Индии и рассказывал там о Христе.

Тут Элизабет заметила нечто странное. Она показала на шпиль церковной башни.

— Там наверху сидит какая-то белая птица, — сказала она.

По лицу ангела скользнула улыбка.

— Если бы так, — вздохнул он.

Но через несколько секунд существо, показавшееся Элизабет птицей, кружа в воздухе, начало опускаться рядом с процессией паломников. И задолго до того, как оно опустилось на землю, Элизабет поняла, что это отнюдь не птица. Оказывается, на церковном шпиле сидел не кто иной, как настоящий ангел. Но это был не взрослый ангел, а ангелок — ростом он был не больше Элизабет.

Ангел-малыш опустился на землю прямо у ног Элизабет.

— Прекрасно, — воскликнул он. — Меня зовут Умораил, и я тоже иду с вами в Вифлеем.

Он шаловливо покрутился вокруг странников и набрал немного высоты, чтобы оглядеть Каспара. В конце концов он воззрился на Эфириила и сказал:

— Однако я ждал этой встречи четверть вечности.

Каспар задумчиво замер на месте. Потом решительно откашлялся, он хотел что-то сказать.

— Четверть вечности, — начал он, — это приблизительно шестьдесят шесть тысяч двести восемьдесят девять лет... или около ста пятидесяти девяти тысяч четырехсот девяноста восьми лет... или, если это определить более точно, — четыреста тридцать девять миллионов восемьсот одиннадцать тысяч девятьсот семьдесят семь лет и четыре секунды... или, кажется, чуть побольше. Не так-то легко определить точно, как долго длится четверть вечности. Ведь прежде нужно определить продолжительность самой вечности, а потом разделить на четыре части, но определить точно, сколько продолжается вечность, очень трудно. Независимо от того, из какого числа человек исходит, вечность всегда оказывается еще немножко больше. Таким образом, можно утверждать, что четверть вечности это также долго, как и целая вечность. Даже тысячная доля вечности не менее велика, чем остальная часть вечности. Понять это весьма трудно, потому что сосчитать продолжительность вечности или ее половину может только Бог.

Ангел Умораил обиженно насупился, глядя на волхва.

— Во всяком случае, я просидел на верхушке церковной башни долгие годы, — заявил он.

Каспар снова откашлялся:

— Возможно, ты и прав, но это вовсе не значит, что ты просидел на верхушке башни четверть вечности.

Но, чтобы не успело возникнуть ни целой ссоры, ни даже ее четверти между волхвом и ангелочком, Навин ударил посохом о мостовую и произнес:

— В Вифлеем! В Вифлеем!

И они отправились в путь через город и дальше по дорогам и склонам. Умораил парил над самой землей впереди овец. Таким образом шествие паломников оказалось под ангельской защитой спереди и сзади.

По пути им попадалось множество городов и деревень, но они не останавливались, пока не подошли к старинному городу Кельну, в древности римской колонии, расположенной на берегу реки Рейн. Эфириил объяснил, что их путь через Европу проложен так, чтобы как можно меньше попадаться на глаза людям.

— Ангельские часы показывают тысяча двести семьдесят второй год от Рождества Христова, — проговорил он и показал на строящийся очень большой собор. — Как мы видим, здесь в Кёльне началось возведение Божьего храма, но окончательно он будет готов лишь через много сотен лет.

Пастух ударил посохом:

— В Вифлеем! В Вифлеем!