Элизабет была рада, что и она высказала что-то глубокомысленное. Она почувствовала себя настолько окрыленной, что решилась еще на одно высказывание:

— И даже если бы планета Земля была столь же невелика, как месяц на небе, никто бы и не подумал сетовать на то, что она не создана большой.

Каспар положил руку на голову Элизабет.

— Все обстоит именно так, как ты сказала. Будь наша Земля величиной с горошину, все равно она представляла бы собой великую тайну. Ведь откуда происходит и самая маленькая горошина? Она тоже создана Богом. А создать горошину ничуть не легче, чем создать Солнечную систему. Не думаю, что для этого нужно меньшее усилие, скорее наоборот.

Последнее показалось Элизабет легким преувеличением, потому что, будь Земля не больше горошины, на ней не нашлось бы места для Адама и Евы.

Похоже, волхв опасался, что девочка начнет возражать ему. Чтобы избежать этого, он снова заговорил:

— Будь на небе всего лишь одна-единственная звезда, эта звезда была бы достойна такого же восхищения, как и все звезды, вместе взятые. Никто же не жалуется из-за того, что на небе светит только одна луна, напротив, будь на небе сотни лун, они просто мешали бы друг другу. Мириады звезд — это очень много. А когда чего-то слишком много, человек перестает замечать это. Так, гуляя под звездным небом, не замечаешь каждую звезду в отдельности, а только целую россыпь.

Элизабет полностью согласилась с его словами. Она часто смотрела на звездное небо, но не могла различить на нем каждую звездочку.

Каспар продолжал:

— По мнению священных царей, Бог немножко избаловал людей тем, что создал сразу слишком много всего, и столь удивительного, что кое-кто не замечает самого Творца. В некотором роде он как бы спрятался от всех. А это было бы невозможным, если бы результатом его творения были только четыре человека, три дерева, две овцы и восемь верблюдов. Если бы в море жила одно-единственная рыба, тогда люди могли бы видеть, насколько она совершенна. И конечно же, в таком случае все постоянно задавались бы вопросом, кто ее создатель.

Мудрец замолчал и огляделся вокруг. Элизабет подумала, что, вероятно, он ждет аплодисментов в награду за свои слова, на всякий случай она захлопала в ладоши. Тогда и все остальные зааплодировали.

— Ладно, ладно, — остановил их Каспар. — Никакой особенной мудрости я не высказал.

А потом, подумав, он возразил сам себе:

— Хотя высказанное мною все же бесконечно больше, чем ничего.

Процессия паломников спустилась вниз, к маленькому городку на берегу узкого пролива.

— Этот пролив называется Малый Бельт, а городок — Миддельфарт, — пояснил Эфириил. — Время тысяча пятьсот четвертый год от Рождества Христова.

Не успела Элизабет спросить, на чем они будут переправляться через пролив, как увидела, что Навин идет к лодке, пришвартованной к небольшой пристани. В лодке сидел молодой человек и изо всех сил тянул тонкую рыболовную снасть. Завидев ангела Эфириила, он выпустил ее из рук и упал навзничь на настил лодки.

— Не бойся, — произнес Эфириил. — Мы — пилигримы на пути в Священную землю, где родился Иисус. Не можешь ли ты перевезти нас через Малый Бельт?

— Аминь, — отозвался перевозчик. — Аминь, аминь.

Ангел знал, что этот ответ означает «да». И тогда все паломники забрались в лодку.

Сидя на веслах, перевозчик не сводил глаз с ангела Эфириила. Первый раз в жизни он видел перед собой настоящего ангела. Даже негритянский царь Каспар удостоился только беглого взгляда.

Элизабет задумалась над происходящим.

Если бы среди них не было ангела, перевозчик наверняка не отводил бы взгляда от негритянского царя. А не будь здесь и его, скорее всего, он уставился бы на нее. Да, так устроена жизнь и таковы люди, и это показалось ей довольно неприятным.

Когда они наконец причалили к другому берегу и овцы начали выпрыгивать из лодки, паломники поблагодарили перевозчика и распрощались с ним. А он лишь все повторял свое «аминь, аминь...».

Иоаким только-только закончил читать, когда в комнату вошла мама. Он поспешил скомкать тоненький листочек, но мама заметила, что он что-то прячет.

— Что это у тебя в руке?

— Ничего, — ответил он. — Только воздух.

— Можно мне посмотреть?

Но Иоаким с такой силой сжал руку, в которой держал листочек, что даже костяшки побелели.

— Это рождественский подарок, — сказал он. Очевидно, слова эти были волшебными, потому что, услышав их, мама широко улыбнулась.

— Подарок мне? Ну хорошо, тогда я действительно не должна его видеть, — сказала она. — Но если это рождественский подарок, то, кажется, он уж совсем крохотный.

— И в то же время он гораздо больше, чем ничего, — заявил Иоаким.

Мама ушла в ванную.

Это просто удивительно, подумал Иоаким: стоит заговорить о Рождестве, как многое обыденное становится необыкновенным. На всем белом свете нет ничего загадочней Рождества.

Но в одном мама очень даже ошиблась. Рождественский подарок, который он держал в руке, был отнюдь не крохотным.

...Частица небесной благодати,

пролившейся на землю...

Восьмого декабря Иоакима разбудила мама. Обычно раньше всех просыпался Иоаким, но на этот раз самой ранней пташкой оказалась она.

Мама потрепала его по волосам и сказала:

— Вставай, Иоаким, уже восемь часов, а у тебя сегодня уроки начинаются рано.

Он приподнялся в кровати. Первая его мысль была о волшебном календаре, висевшем над подушкой. Мама, казалось, прочла его мысли.

— Но у тебя все же есть время открыть календарь.

Иоаким стал быстро думать. И думал он так быстро, что умудрился перебрать множество мыслей, прежде чем мама успела произнести:

— Разве ты не хочешь открыть окошко сейчас? Мне тоже очень интересно посмотреть на картинку.

Нет, ни за что, решил про себя Иоаким.

Он не мог открыть волшебный календарь на глазах у мамы. Ведь тогда она увидит, как из-за открытой створки выпадает тоненький исписанный листок, а этого нельзя допустить. Он ведь решил спрятать все эти тайные послания и преподнести их родителям на Рождество. Это будет самый необыкновенный рождественский подарок в мире.

— Кажется, ты еще не проснулся, — продолжала мама. — Может быть, ты позволишь мне сегодня открыть окошко?