В итоге, встав на полчаса раньше обычного, Юрий Дмитриевич выехал из гаража на двадцать минут раньше, чем обычно. Тот, кто живет на окраине столицы или, не дай бог, за кольцевой, понимает, что двадцать минут — это шанс. Шанс успеть проскочить пробку на въезде в город. Очевидно, полковнику в этот день исключительно везло. Он успел беспрепятственно проскочить только зарождающийся затор на въезде в город, миновал вяло просыпающееся Чертаново и вскоре катил по вполне себе свободному в это время шоссе к центру. В конце концов он оказался в своем рабочем кабинете на сорок минут раньше обычного и за час до наступления официального рабочего времени, что для человека, увлеченного своей работой, всегда приятно. Поразмыслив немного, полковник занялся делом, которое нельзя было откладывать в долгий ящик и нельзя было поручить никому из состава следственной группы, возможно, за исключением Крыловой. Реваев достал из шкафа большую желтую лейку в форме утенка, полную отстоявшейся за ночь воды, и начал поливать цветы, в изобилии населявшие его кабинет. Закончив с поливкой, он опрыскал стоявшую в углу пальму, достал секатор и принялся аккуратно обрезать чересчур разросшееся денежное дерево.

За этим занятием его и застала Виктория. По ее лицу Реваев сразу же понял, что день на самом деле складывается удачно. Вика, улыбаясь, помахала распечаткой и положила ее на пустой стол. Юрий Дмитриевич придирчиво посмотрел на результат своих утренних трудов, отрезал еще один побег, выкинул все ненужное в корзину и убрал секатор обратно в шкаф. Только после этого он подошел к столу, возле которого нетерпеливо переминалась Виктория.

— Ну, хвастай, торопыга, — улыбнулся ей полковник, усаживаясь на один из стульев возле приставного стола.

Вика заняла соседний стул и, повернув листок текстом к шефу, затараторила:

— Транспортники прислали ответ вчера уже совсем поздно. Вот купленные билеты, вот регистрация на рейс. Туда и обратно. Все сходится.

— Ты так думаешь? — скептически протянул Реваев, разглядывая документы. — Все не так просто, как кажется.

Когда они общались без посторонних и полковник был в благодушном настроении, он обращался к Виктории на «ты». В присутствии же других сотрудников он всегда величал ее на «вы», полагая, что таким образом способствует укреплению авторитета молодого аналитика.

— Возможно, было бы лучше, если бы ответ был отрицательный. Мы бы тогда исключили одну из версий.

— Но ведь все сходится, — обиженно пробормотала Виктория, ожидавшая совсем другой реакции от начальника, — числа совпадают. А это значит…

— Это либо ничего не значит, — резко перебил ее Реваев, — либо, — тут он встал и очень серьезно посмотрел на вскочившую вслед за ним Викторию, — либо это означает, что убийц было двое.

Конец марта хорош еще и тем, что во многих школах наступление пусть и коротких, но все же каникул, знаменует собой окончание самой долгой третьей четверти. Как и было запланировано ранее, Марина с детьми приехали к Максу на всю неделю. Из-за плотного графика своего собственного обучения много времени уделить семье Подгорный все равно не мог, но хотя бы вечера теперь они могли проводить вместе. Всю дорогу от аэропорта дети оживленно болтали, у них накопилось много того, о чем стоило бы рассказать отцу. Марина казалась несколько рассеянной, впрочем, когда Макс взял ее за руку, она крепко сжала его ладонь в ответ и улыбнулась ему. Так они и ехали долгое время, держа друг друга за руки. Вечером, с трудом уложив детей спать, они сами мгновенно оказались в постели. Однако что-то пошло не так. Сначала Макс почувствовал, что, несмотря на все его ласки, жена почти не возбудилась, а затем Подгорному и вовсе стало казаться, что он занимается сексом с мягкой тряпичной куклой, податливой всем его движениям, но не испытывающей ни чувств, ни эмоций. Кончив в эту тряпичную немую куклу, Макс перекатился на спину. Марина молча лежала рядом с ним, Макс слышал ее абсолютно ровное, тихое дыхание.

— Что-то не так? — наконец не выдержал он.

— Все не так, Максим, — тихо отозвалась Марина.

Макс приподнялся на локтях, вглядываясь в темноте в лицо жены. Лица почти не было видно, в темноте лишь блестели ее глаза. Максу показалось, что Марина плачет. Он провел рукой по ее щеке, но кожа была сухая. Марина отстранилась.

— Я прочитала сообщение на твоем телефоне. — Голос Марины звучал равнодушно, совсем не выражая эмоций.

— Какое? — Подгорный напрягся.

— Которое ты получил ночью в Среднегорске… верблюжонок.

Может ли у лежащего в кровати человека земля уйти из-под ног, Макс не знал, но именно это ему сейчас и почудилось.

— Ты пошел в душ утром, а я прочитала. Ты давно не менял пароль на телефоне, Максим. Может быть, мне стоило не быть такой дурой и начать читать все раньше, как ты думаешь?

Подгорный молчал.

— Но раньше я старалась ничего не замечать. Я хотела сохранить нашу семью, Максим. А теперь, знаешь, я уже ничего не хочу.

Макс откинулся на спину. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как ныряльщик перед длительным погружением. Надо было что-то сказать в ответ, но сказать было нечего. Где-то внутри, в животе образовался обжигающий огненный ком, который медленно разрастался и поднимался вверх по пищеводу. Наконец раздражение вырвалось наружу.

— А что, сразу поговорить было нельзя? Надо было вот эту сцену в постели устраивать?

— Сцену? — не сразу поняла Марина. — Ах да. Ты прости, что я не кончила. Не смогла. Все это время я думала, что увижу тебя и смогу простить. Извини, не получилось.

Некоторое время темнота с тишиной незримо и беззвучно выясняли, кто из них в комнате главный. Темнота оказалась сильнее.

— Тебе же порой хочется секса, аж удержаться не можешь, — вновь зло заговорила Марина. — Вот и мне хотелось. С тобой. С мужем. Видимо, зря. Да и приехали мы зря, похоже. Нечего нам здесь делать. Верно, Максим? Но ничего, мы всю неделю не будем здесь торчать, через пару дней уедем, оставим тебя с твоей шалавой.

— Марина! — Максим понимал, что оправдываться глупо, но и молчать, судя по всему, было еще глупее.

— Что «Марина»? — Жена заводилась все больше. — Я тебе мешать не буду, хоть обкувыркайся со своей девицей.

— Она умерла. — Макс поразился тому, как спокойно он это произнес. — Ее больше нет, Марина. Она умерла.

— Умерла? — Марина приподнялась с кровати. — Когда?

— Примерно две недели назад.

— Как это произошло? — Голос Марины был еле слышен.

— Зачем тебе это?

— Как это произошло? — громче повторила Марина. — Максим, я хочу знать, как это произошло. Я должна это знать.

— Ее и еще одну девушку убили и ограбили в какой-то квартире. Их тела нашли только неделю спустя. Этого достаточно? Что еще ты хочешь узнать?

Марина молчала. Макс повернулся на бок спиной к жене и закрыл глаза. Чувство жалости медленно обволакивало его сознание, и в конце концов когда оно полностью вытеснило все другие мысли и эмоции, Подгорный почувствовал, как из-под закрытых век выступили слезы. Некоторое время они накапливались в уголках глаз, но вот одна слезинка побежала вниз по щеке, вслед за ней немедля устремилась вторая. Максим постарался посильнее зажмуриться, чтобы остановить этот поток слез, от которого уже начала намокать ткань наволочки, но от этого усилия чувство жалости лишь многократно возросло. Кто осудит человека, даже если это взрослый мужчина, который плачет, потеряв близкую, родную себе душу? Как горьки эти слезы потери, как нам искренне жаль человека, которому уже никогда не улыбнется ушедший, как искренне нам жаль себя самих. Максиму было жаль себя вдвойне. Он только что осознал, что потерял не только ставшую ему такой близкой Наташу, сегодня он потерял и жену. Марина, не говоря ни слова, поднялась с постели, накинула на себя халат и вышла из спальни. Негромко щелкнула дверь на кухню, которую прикрыла за собой Марина. Максим по-прежнему неподвижно лежал на правом боку. Он уже не плакал. Организм, поняв, что ситуация безвыходная, принял единственно правильное решение. Он отключился. Некоторое время в комнате стояла полная тишина, а затем ее наполнило негромкое посапывание. Подгорный крепко спал. И хотя наволочка его подушки еще была мокрой от слез, во сне он улыбался.