и Российской Федерацией восстанавливается в соответствии с Нерчинским договором 1689 года и Кяхтинским договором 1727 года. Китаю отходит большая часть Забайкальского и Хабаровского краев, Амурская область, Приморский край и остров Куедао (сейчас он известен как Сахалин), а также Республика Тыва. Южные Курилы возвращаются Японии, ведь Пекин всегда полностью поддерживал Токио по Курильской проблеме. Вся остальная территория РФ к востоку от Енисея передается Китаю в бессрочную аренду за 10 миллиардов долларов в год. При этом в закрытой части договора оговаривается, что аналогичная сумма ежегодно перечисляется на личные счета некоторых высших руководителей РФ. Территория между Уралом и Енисеем остается под юрисдикцией Российской Федерации, но объявляется полностью демилитаризованной, здесь не могут размещаться ни российские, ни китайские войска, ни тем более контингенты третьих стран. На этой территории граждане КНР получают те же права, что и граждане РФ, в том числе в плане проживания и трудоустройства. Аналогичные права получают китайцы в Казахстане. Эта страна отказывается от наличия вооруженных сил вообще и дает разрешение на размещение у себя „ограниченного контингента“ Китайской народной армии. ОДКБ, Таможенный и Евразийский союзы объявляются распущенными. Монголия окончательно и навсегда возвращается в состав Китая.

НАТО и ООН официально заявляют, что удовлетворены столь быстрым и мирным разрешением конфликта. В Пентагоне генералы и адмиралы находятся в откровенном восторге: теперь деньги им польются потоком, ведь необходимо сдерживать колоссально усилившийся Китай».

Конец фильма.

Сразу скажу, что я отказался снимать эту картину. Во-первых, это не мой жанр — фильм-катастрофа. Во-вторых, у меня очень хорошие отношения с моими коллегами в Китае. И вообще, мне не хотелось бы верить в то, что такое может быть.

Но пока я читал этот синопсис, у меня появились кое-какие соображения.

Сходный с описанным исторический опыт у России был. Вот, например. Шестого июля 1918 года Вудро Вильсон, президент Соединенных Штатов Америки, издал меморандум, в котором обратился к правительству Японии с предложением о совместной интервенции на российском Дальнем Востоке под официальным предлогом оказания помощи чехословацкому корпусу, который находился на пути во Владивосток. В этом документе Вильсон назвал Иркутск предельным пунктом продвижения японских войск внутрь Сибири и ограничил к неудовольствию японцев количественный состав участвующих в интервенции японских военных частей 12 000 человек. Третьего августа 12-я японская пехотная дивизия высадилась во Владивостоке. Пятого августа президент Вильсон издал декларацию, в которой провозглашались цели американской интервенции: «Свое решение об участии в интервенции правительство США объяснило следующими мотивами:

— желанием оказать содействие чехословакам, дабы обезопасить их от враждебных акций по отношению к ним со стороны интернированных на территории России австрийских и германских военнопленных;

— желанием обеспечить сохранность на территории России складов с военным снаряжением, поступавшим от союзников, в интересах будущей Российской армии;

— желанием помочь русским в тех пределах, которые будут сочтены ими приемлемыми, в организации их собственной самозащиты» (подразумевалась, конечно, Германия).

Вообще, как только появляется даже гипотетическая вероятность распада России, тенденция к бунту, к противостоянию, к гражданской войне, наши соседи и партнеры мгновенно проявляют к этому огромный интерес. Большие гуманисты! О задачах наших партнеров мы тоже знаем хотя бы по ситуации с открытием второго фронта во Второй мировой войне. Я убежден, второй фронт открывался не против Гитлера. Он открывался против Советского Союза, который уже очевидно выигрывал и побеждал в этой войне. И страх, что он пойдет дальше, и заставил наших союзников вступить в войну.

Но и это не самое главное, что меня взволновало во всей этой истории. Я подумал: а вот представим себе такое кошмарное будущее. Насколько мы готовы внутренне? Я не говорю про армию, флот, авиацию. Они все на высоте. Я говорю про общество. Насколько оно готово к этому?

Постепенно, медленно, с девяностых годов нас готовят к тому, что мы должны извиняться, все время признаваться в своей ничтожности. Нас лишают почвы. Я сейчас говорю не про землю, не про границы, не про территорию. Про внутреннюю почву.

Постепенно, медленно, с девяностых годов нас готовят к тому, что мы должны извиняться, все время признаваться в своей ничтожности. Нас лишают почвы. Я сейчас говорю не про землю, не про границы, не про территорию. Про внутреннюю почву. Вот, например, умнейший человек, Андрей Мовчан, директор программы «Экономическая политика» Московского центра Карнеги. Я не хочу его ни в чем упрекать, просто хочу процитировать: «В реальности Россия — это небольшая по экономическим и социальным меркам (1,5 % мирового ВВП, 2 % населения) страна на периферии социальной галактики. Мы любим говорить, что мы — самая большая страна по площади, но это лукавство: 60 % нашей территории непригодно для жизни, а половина оставшейся территории очень плохо освоена, и вряд ли осмысленно ее осваивать — нашего населения совершенно для этого недостаточно. Территория — наша проблема, ее увеличение — худшая из возможных идей».

Точка зрения? Да. Имеет Мовчан на нее право? Полное. Помогает это, так сказать, мне выживать? Помогает мне осознавать себя достойным человеком? Нет. Мне — лично — нет.

Вторит ему журналист и блогер Антон Красовский: «За всю историю существования Российской империи, которой уже давно нет, как и Советского Союза, говорили, что весь мир боится нашей огромности. На самом деле это мы одурели от своей огромности и так и не можем признать собственной ничтожности… А вы в курсе, что по населению мы меньше, чем Китай, в 10 раз? Притом что живем на территории в 3 раза большей, чем Китай, и вообще в 3 раза большей, чем любая другая страна, которая находится на втором, третьем и четвертом местах? Вы вообще понимаете, что мы ничтожны? Вот это вы понимаете? Вот это я хочу спросить у всех русских».

Еще несколько цитат. Известная радиоведущая Юлия Латынина: «Я, например, пытаюсь в качестве мысленного эксперимента представить себе Россию, которая развалится на части».

А вот политолог и общественный деятель Евгения Альбац: «Честно говоря, я не вижу особой проблемы, если Россия разделится по Уральскому хребту. Я думаю, это неизбежно… При том, как сегодня происходит развитие экономики и в том числе развитие Дальнего Востока, мне кажется абсолютно неизбежным, что так или иначе Сибирь станет какой-то частью, экономическим каким-то вассалом Китая. Мне кажется, это абсолютно неизбежная вещь».

Журналист Олег Кашин: «Я очень надеюсь, что когда Сибирь станет другим, отдельным от Москвы государством (а я всерьез уверен, что России в нынешних границах существовать очень недолго), режим пересечения границы будет безвизовым…»

Вы посмотрите, как настойчиво, «по капле» вдалбливается в сознание русского человека,