проникнуть туда, куда он лишь приоткрыл дверцу своих переживаний. В душу его заглянуть. Помочь. Поддержать. Утишить такую очевидную боль.

И это желание пугает. Мы ведь чужие люди. Я не должна принимать так близко к сердцу то, что с ним происходит. Но все равно принимаю. Пропускаю через себя — и ничего не могу с этим поделать.

Молчу, зачем-то натягивая подол юбки на колени. Так себе защита, особенно с учетом того, что мои ноги парень уже имел возможность рассмотреть. И не только рассмотреть. А потом внезапно вспоминаю тему, которая может отвлечь от неловкой ситуации. И хватаюсь за эту возможность, как за спасительную соломинку.

— Егор, а в бассейне… кто был? Я сначала решила, что это ты…

Кажется, мне удается его удивить. Егор замирает, оторопело уставившись на меня, а потом начинает смеяться. Но беззлобно и так задорно, что и я улыбаюсь в ответ.

— Нет, Юль, — качает он головой. — Я предпочитаю подобными вещами заниматься там, где точно никто не помешает.

Звучит вроде бы как шутка, но какой-то оттенок в его голосе снова заставляет мои щеки заполыхать. И я невольно думаю о том, где и с кем он занимается «подобными вещами».

А Егор между тем продолжает.

— Хотя, думаю, и отец не особо рассчитывал, что их кто-то увидит.

— Твой отец? — я почти выкрикиваю, шокированная, ведь девушку успела рассмотреть. И это абсолютно точно была не Елена. Но тут же осаживаю себя: в доме всего три мужчины. И если я видела не Егора и не Илюшку, вопросов о личности ночного любовника не остается.

Мне делается неловко. Я ведь вообще не должна была быть там и подглядывать за ними. И сейчас не должна обсуждать это с Егором.

— Иногда кажется, что им с Еленой лучше было бы расстаться. Семьи давно нет… и не знаю, была ли вообще когда-то.

— Но она такая красивая, — искренне произношу я. — Эффектная пара, шикарно смотрятся вместе.

Память снова услужливо подкидывает воспоминание о том, как эта красивая женщина почти что вешалась на шею своему пасынку. И рядом с ним, кстати, смотрелась ничуть не хуже. Молодая, яркая, высокая, она была Егору под стать. И то, что он устоял, просто чудо… От таких женщин не отказываются.

— Вот именно, только смотрятся, — он помолчал. — Дело в бизнесе, отец уже много лет сотрудничает с родителями Елены. И это важнее всего прочего, они остались бы вместе, если даже у обоих была реальная физическая аллергия друг на друга.

По всему видно, что говорить об этом парню более чем неприятно. Еще бы, ведь дело касается родного отца. И мачехи. Хороши родственнички, нечего сказать!

— А кто эта девушка? — осторожно уточняю я. И еще один вопрос не осмеливаюсь задать: как Арбенин-старший мог решиться на такое? В собственном-то доме, когда наверху в спальне спит жена? Или Елене до такой степени все равно?

— Отец никогда не представлял мне своих пассий, — пожимает плечами Егор и мрачнеет. — Жаль, что все именно так. Мне кажется, он так и не смог никого полюбить по-настоящему… после мамы. Вот и пытается заменить подлинное чувство разными суррогатами.

— А Елена? — раз уж влезла в этот разговор, надо довести его до конца. Тем более, что-то подсказывает мне, что и самому Егору нужно выговориться. Поделиться тем, что накопилось глубоко внутри. — Она знает?

— Трудно не знать, согласись… — грустно хмыкает он. — Только ей тоже давно все равно. Она всю жизнь действует по указке собственного отца, я не знаю, почему. Ни за что на свете не воспротивилась бы его решению. А он держится за этот брак всеми силами. Вот так-то…

— Прости, — мне больно и стыдно, словно своими вопросами я разворошила осиное гнездо. Но только во взгляде Егора вновь нет ни упрека, ни осуждения. И, как бы неуместно это ни было, я понимаю, что угадала: он рад, что сейчас мы обсуждаем это. Словно наконец-то выпустил наружу наболевшее. И за считанные мгновенья стал еще ближе для меня. Гораздо ближе, чем даже после недавнего поцелуя.

— Не извиняйся, все в порядке, — он улыбается мне, а я вспоминаю слова его отца. Проговариваю их про себя и в очередной раз изумляюсь. Теперь уже совершенно ясно, что ничего общего с действительностью они не имеют. Егор вовсе не избалованный мажор, каким представил его мне Арбенин-старший. Вот только с какой целью? Не может же сам настолько заблуждаться?

Плохо и то, что и с самим Егором обсудить это я не могу. Ведь не спросить же его напрямую: за что отец тебя не любит? На такие вопросы вряд ли есть логичный ответ, да и причинять ему лишнюю боль не хочу.

Может, Александр Арбенин вообще из тех людей, кто не способен на добрые чувства. С женой он из-за бизнеса, одного сына считает едва ли не врагом, а второго держит в ежовых рукавицах, «как бы чего не вышло». А ведь при первой встрече он мне понравился и выглядел таким искренним…

«Ты совсем не разбираешься в людях, сестренка. Нет бы на моих ошибках учиться, так тебе все свои хочется сделать», — Настин голос звучит в голове так отчетливо, будто она и впрямь находится в этой же комнате. Именно так и сказала бы. И во многом была бы права, наверно, я действительно наивная и много раз ошибалась, выбирая себе в друзья совсем не тех людей. Но когда мы учились на чужих ошибках? Да и очень хочется думать, что в этот раз все иначе. Что в случае с Егором я все понимаю и делаю правильно.

— Ты выглядишь усталой, — он касается моего плеча. — И разговор этот неприятный, давай его закончим. Пойдем, провожу тебя в твою комнату.

Адекватен он точно больше меня. Соображает намного лучше. Мне ведь и в голову не пришло, что пора убраться. Лечебные процедуры завершены, и делать здесь нечего. Да и ситуация слишком двусмысленная, совсем не хочется, чтобы кто-то застукал нас ночью вдвоем.

Снова делаю попытку подняться, на этот раз стараясь как можно меньше задействовать поврежденную ногу. Если не наступать до конца, почти не больно, но тогда придется хромать и подпрыгивать. И не трудно представить, как это будет выглядеть со стороны.

Меня не должно волновать, что подумает Егор. Только… почему-то волнует. Я совершенно не хочется предстать перед ним в таком нелепом положении.

Но пока все это обдумываю, он опережает меня. Оказывается рядом, снова подхватывая на руки. И будто чувствуя, что могу начать возмущаться, поясняет:

— На ногу лучше не