Нередко над полями и над нашим селом пролетали, громко гудя, самолеты. Я с восхищением смотрел на них и думал о том, как хорошо живется летчикам, которые проносятся высоко над землей, могут взлетать все выше или опускаться ниже, когда им вздумается, могут пробиваться сквозь тучи, вступать в поединок с ветром. Заслышав гул самолета, мне казалось, что это самая прекрасная в мире музыка. Когда высоко надо мною пролетал самолет, я протягивал вверх руки и подпрыгивал, моля летчика взять меня с собой в бездонную лазурь.

Но самолеты летели мимо, я падал камнем на землю около своих коров, которые смотрели на меня ленивыми и недоумевающими глазами, удивляясь моим бессмысленным движениям.

Я чувствовал, что жизнь, которую я вел, окончательно надоела мне, мне казалось, что я становлюсь изо дня в день все глупее, и я решил отправиться в город, где был аэропорт. Хотелось увидеть вблизи чудесные машины, о которых я не переставал мечтать, и даже попытаться как-нибудь к ним пристроиться. Я оставил скот на лугу и пустился бегом по дороге. В городе я уже бывал и хорошо знал места, через которые вел мой путь. Около полудня я добрался до аэропорта. Рубашка на мне намокла потому что меня застиг в дороге дождь, ноги были забрызганы грязью по колено.

Я стоял, разинув рот, и смотрел на самолеты, выстроенные в строгом порядке на земле. Приблизиться к чудесным машинам, которые казались мне самой прекрасной вещью на свете, я не смел.

Я грезил наяву, видел себя в одной из этих волшебных машин, управлял ею в своих мечтах. Когда я подумал об этом, меня охватила такая радость, что я начал прыгать и хлопать в ладоши. Часовой, прогуливавшийся перед самолетами и давно уже зорко поглядывавший на мальчика, верящегося вокруг воздушных кораблей, приблизился ко мне и сказал:

— Ты с чего это хлопаешь в ладоши и прыгаешь, как мартышка? Ну-ка, марш отсюда!

— Да я ничего худого не делаю, дяденька. Вы уж разрешите мне поглядеть на самолеты. Очень они мне нравятся, и хотелось бы и мне полетать на них.

— Что правда, то правда. Летать дело хорошее. Но сколько нужно учиться и сколько требуется мужества, чтобы стать летчиком!

— Я хочу стать летчиком!..

— Чепуху ты мелешь, мальчуган! Ты подумал о том, что говоришь?

— А не знаете ли, дяденька, не требуется здесь мальчик для разных там услуг?

— Вот уж не знаю! Вот идет господин лейтенант, его и спроси.

Лейтенант приблизился к нам, удивляясь, что часовой вступит в разговор с ребенком. Я был весь забрызган грязью, вид у меня был неказистый, но все же я стал смирно перед лейтенантом и, подняв руку к виску, отдал ему честь, как положено.

— Тебе чего, паренек? — спросил офицер.

— Я хочу стать летчиком, — ответил я.

— Вот те и на! Захотелось тебе, сел и полетел, так, что ли?

Я оттопырил нижнюю губу и замолчал. Видно, очень уж грустное было у меня лицо. Офицер сказал:

— Может быть, и можно что-нибудь сделать, если твои родители захотят и если так тебя уже разбирает желание летать. Но не думай, что это легкое дело. Ты скажи своему папаше, пусть напишет заявление в авиационное училище, подучишься, сдашь экзамен, поступишь в училище и, если есть у тебя дарование и ты здоров, станешь асом. Но, знай, что в нашем деле требуется большая настойчивость.

Пока лейтенант говорил, мне казалось, что я вижу его сквозь туман, и ноги задрожали у меня от волнения. Слово «ас» я никогда не слыхал, но наверно это здорово — быть асом! Я могу стать асом! — эти слова звенели у меня в ушах. Мне казалось, что за моей спиной гудит самолет и все время твердит их. Я очнулся, слыша слова офицера:

— Теперь иди-ка домой. Вот тебе два лея, купи себе хлеба. Ты, я думаю, до смерти проголодался. Лицо у тебя желтое, как воск.

Голода я не чувствовал, но от переживаний совсем обессилел.

Смерклось, когда я вернулся домой. Получил я, конечно, первым делом взбучку от отца за то, что оставил скот без присмотра, да к тому же отказался сказать, где я был.

Я должен был стать асом. Это было моей тайной, моей мечтой, которую никому не позволено было трогать. Я решил во что бы то ни стало попасть в авиационное училище, и в конце концов мне это удалось. Отцу пришлось согласиться, хотя это ему вовсе не улыбалось. В первый раз, когда я почувствовал, что сижу в самолете и отрываюсь от земли, мне показалось, что голова у меня стала пустой, а ноги отяжелели, будто налились свинцом.

Много терпения и много смелости требуется от летчика, но цель моя была там, наверху. Там виднелся клочок голубого неба, который я должен был завоевать, как новый континент!

Любой ценой нужно было добиться заветного звания аса. И я его добился!

Я преодолел самые сложные фигуры пилотажа, поднимался на недосягаемые высоты, летал со смелостью орла, стремящегося к солнцу, которое он увидел на горизонте и с которым решил вступить в бой.

Да, я стал асом. Мне помогла горячая любовь к летному делу, и осталось у меня одно горячее желание: чтобы румынский ас пронес славу о румынских летчиках за рубежи страны. Я хочу стать международным асом!

Познай самого себя

— Великое дело знать самого себя! — сказал как-то Флуер, пес арендатора, Чурелу, соседскому песику. Чурел был худющим, вечно голодным псом, постоянно разыскивающим кости. Он ответил:

— Да, ты прав, недаром говорят, знай, сверчок, свой шесток. Впрочем, к чему мне знать себя лучше, чем я себя знаю? Ничего я от этого не выгадаю.

— Что-нибудь да выгадаешь. Кто верно знает себе цену, тот не станет зазнаваться.

— Очень может быть, — ответил Чурел, — но тот, кто умирает с голоду, никогда и не зазнается. Никто ему не льстит, и нет у него причин задирать нос.

— А знаешь ты Бибику, собачку моей хозяйки? Видал бы ты, какой она стала спесивой! Откормили ее, ходит расфуфыренная!

— Да, хороша она собой, ничего не скажешь, и это вскружило ей голову. Ей кажется, что никто с ней не сравнится.