Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 11 Девичьи слёзы
Бабульки и дедули с каким-то детским восторгом слушали о моем плане мести захватчикам. Они вообще с не совсем здоровым интересом стали готовиться к диверсиям и проявляли небывалый энтузиазм.
— Любава, я хочу тебе что-то показать, — сказала мне баба Люба, когда старики уже улеглись спать. Она достала какую-то странную книжку из кармана юбки.
— Что это? — слегка рассеянно посмотрела на обложку, я не знала языка, на котором была написана книга, но мне он показался знакомым.
— Когда-то очень давно я работала здесь служанкой, еще при старом графе. Он у нас был человеком начитанным, любил коллекционировать все старое и редкое. Вот эта книга, была очень дорога ему. Он сам долго разбирал ее, пытаясь выучить один из древних языков. Никому из домочадцев занятие графа не нравилось, а я была молодая да любопытная, и граф, увидев в моих глазах живой интерес, приобщил к изучению древнего фолианта. Обаятельный был мужчина, обходительный и главное умный. Я потому и меню смогла прочитать, язык их похож на тот, что в этой книге, — книжка и впрямь была старой, я с восторгом листала страницы под умным взглядом бабули.
— А меня научите? — с предвкушением спросила у нее. Мне казалось, я еще никогда не была так близка к тому, чтобы вернуться домой.
Вот только чужаки не разделяли моей радости и стремлений. Этот недомужик — Марат — приставил к нам стражников! Теперь даже на кухне за нами наблюдали несколько человек, так что ни обсудить планы, ни поговорить спокойно нельзя было. Самое интересное случилось следующим утром, когда бабули и дедули разошлись пакостничать, а мы отправились на кухню травить монстров дальше. Темно было, раннее утро, солнце еще не взошло. Стоило нам заявиться на порог кухни, как нас встретило нечто белое, машущее бутылкой и страшно рычащее!
— Мать моя кухарка, это что такое?! — баба Оля схватилась за сердце и начала медленно сползать по стенке.
— Чур, тебя, нечистый! — особенно религиозные бабушки, Матрена и Христина, начали осыпать чудище солью, еще больше усугубляя наше положение. Остальные четыре бабушки во главе с бабой Любой принялись молиться вслух, также нечисть эту отгонять. Шум начался такой, как не на всяком базаре в людный день стоял, что и где творится, понять было невозможно.
— А ну все ША!!! — закричала я, ударив для пущего эффекта по столу кулаком. Баба Оля подпрыгнула, кажется, ее сердечный приступ отменился. — Нечисть, а ну вон пошла с моей кухни!
Нечисть моими словами не прониклась и принялась от бабушек отбиваться. В свою очередь, мне пришлось схватить скалку и с ней наперевес погнаться следом за проворной нечистью. Это нечто белое носилось между рядами, бешено визжа и оставляя за собой смешанные с солью мучные следы.
— Любава, оставь скалку! Его солью надо, солью! — кричала мне в спину баба Люба, проворные бабушки отставали от меня ненамного.
На пол падала посуда, непрошеный гость, пробегая мимо, сбрасывал ее со столов. В темноте сложно оценить, как много ее пострадало, но под сапогами она хорошо хрустела. И вот под этот шум, эта неведомая нечисть споткнулась о большую кастрюлю и полетела на пол. Нас с бабушками постигла та же участь, только мы уже споткнулись об его объёмное тело. Начались крики, стоны и причитания. Меня так нехило придавили сверху, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, радовало лишь то, что нечисти в самом низу пришлось совсем не сладко. Бабки громко стонали, совсем не спеша покидать образовавшуюся кучу-малу. Каждая из них умудрилась по триста раз спросить, не видел ли кто ее вставную челюсть, и уточнить была ли у нее вообще.
Когда включился свет, я впервые обрадовалась монстрам, ибо выбраться из-под ругающихся бабушек к тому моменту не представлялось возможности.
— Что тут происходит? — поинтересовался с долей издевки вездесущий Марат. Ну да, ему смешно, а мне уже дышать нечем. Стражники начали разбирать выше лежащих бабушек, в конце только я одна сама вскочила на ноги. Нечисть поднялась на четвереньки. Выглядела она страшно и немного жалко. Длинные волосы на спине полностью скрывали его облик.
— Чур, тебя, нечисть! — баба Оля бросила в нее жменю риса и так удачно, что в стражников она тоже отлетела.
— Арфий, что здесь происходит? — спросил этот субъект у нечисти, как у давнего друга.
— Так это ваша нечисть! Нечестивцы, Спасителя на вас нет! — запричитала баба Люба, хватаясь за сердце.
— У них свои боги, — брякнула тихо, смотря на помощника главнокомандующего с плохо скрываемой ненавистью.
Один Спаситель знает, чего этот гад натворил со мной вчера. Нечисть встала на ноги и стала еще более внушительной при свете свечей. Высокий мужчина с длинными волосами показался знакомым, несмотря на серую кожу.
— Эти женщины закрыли меня в кладовой! А стоило мне выбраться оттуда, как напали на меня и принялись бить! Они не достойны жизни, уважаемый Марат.
Повар, что ли? Он склонился в поклоне, как будто смиренно каясь. Сам же заместитель посмотрел на меня так, как будто уже все знал и того, кто именно во всем виноват, выбрал. Но кто же сказал, что я буду молчать?! Мой язык иногда мне не только проблемы создает, но и зад спасает!
— Ой, смотри какая цаца! — похлопала скалкой себя по ладони, недвусмысленно давая понять этому «повару», что отлично владею и этим предметом быта. — Как нажраться вашего дорогущего вина и уснуть в кладовой на мешке с мукой, так мы первые! А как готовить на всю эту ораву, так нет, извольте, работайте бабы сами?! Это, что ли, справедливо, а? Так еще и женщин пожилых пугать вздумал, нечестивый! Сейчас я тебе покажу, кто тут настоящий повар!
— Всех вас ждет незавидная участь, — ухмыльнулся на мою речь Марат.
Замахнулась скалкой на этого гада, так у меня оружие труда тут же отобрали, и к стенке отодвинули. Думают, что мужики, и им все можно?! Да как бы ни так! Если надо, я ему и без скалки накостыляю, и этому Марату, и заразе той живучей, чтоб он одну эту фиолетовую травку ел, гад! И так жаль мне стало себя, бабулек и долю свою горькую, что разрешила себе зареветь, громко и от души. Да так удачно, что бабки даже поверили, бросились внучку свою временную защищать.
— Ты что делаешь, супостат окаянный?! Ты чего девочку обидел?! Принесли ее вчера, всю в крови, еле живую!