«Двое лучников, в которых я опять не попал, и четверо новгородцев с мечами, добивающие последнего ратника у ворот. Еще двое черемисов с нами на помосте… И все?! Вот попали… А осталось три болта».

Рядом вскочил, тренькнул самострелом и отполз чуть в сторону Прошка, весь вымазанный кровью. Одновременно с этим первый удар топора пошатнул калитку, а следующий разнес вдребезги доску, в которой было вырезано оконце.

— Хорошо, что высовываться с самострелом не надо высоко, — дрожащим голосом пролепетал Прошка и чуть погодя добавил: — Страшно-то как…

— И мне, Прошка, и мне… — Мстислав с помоста разрядил самострел в просунувшуюся через образовавшийся проем руку, которая пыталась нащупать засов. Попасть не удалось, но болт пробил калитку, высунувшись наружу, и больше попыток нанизать свою конечность на стрелу не повторилось.

— Едрыть твою, раскудрыть вашу! — Треск ломающегося дерева, сопровождаемый знакомым громовым голосом, перекрыл поле боя. Мгновенно вскочившие при этих словах на ноги мальчишки увидели Фросю с обломком лавки в руках и валяющегося рядом новгородского лучника. Второй в этот момент разворачивался на нее, но Мстислав успел прицельно разрядить в него свой самострел.

— Бей под ворота! — тут же крикнул он, заряжая свой последний выстрел. Три болта и две стрелы взяли свои жертвы, выкосив двух из четырех прикрывшихся щитами новгородцев. Оставшиеся дружно порскнули в стороны, получив вдогонку еще две стрелы, бессильно отскочившие от их доспехов. Однако тут же на защитников обрушился залп, которым хотела отвлечь внимание на себя новая волна нападавших. Двое лучников отстали от приближающейся толпы и стали осыпать защитников стрелами, посылая их одну за другой, а еще один воин раскручивал веревку, выполняя команду крепкого ратника с секирой наперевес, возглавляющего приближающуюся процессию из полутора десятков человек. Первые стрелы скинули обоих черемисов с помоста. Но если один упал с простреленным горлом, то Вараш дернулся и медленно уселся под изгородью, где стал, стискивая зубы, тянуть стрелу из простреленного предплечья.

— Что у вас там, Юрка? — крикнул Мстислав в ответ на раздавшийся с соседнего помоста вскрик.

— Мошку подстрелили, — донесся всхлип оттуда. — Стрела из спины высунулась…

— Жив?!

— Лежит пластом, глаза закрыл… — Голос Юрки окончательно сорвался.

— Фрося, быстро сюда! — разрезал наступившую тишину пронзительный Тимкин крик, пронесшийся в наполовину распахнутую калитку.

— Дура-а-ак! Закрой! — сорвался Мстислав и прыгнул с навеса, успев разглядеть по приземлении только втиснувшуюся фигуру Фроси и ее растерянный взгляд… Взгляд, которым она ошеломленно провожала спину шагнувшего наружу Тимки, держащего на изготовку ружье в направлении подбегающих к нему новгородцев.

— Вот теперь закрывай! — донеслось через поломанные тесовые доски калитки за секунду до выстрелов, разорвавших в клочки тягостную обреченность, на мгновение воцарившуюся в окружающем пространстве.

Сознание возвращалось медленно, позволяя мыслям лишь изредка всплывать на поверхность, чтобы глотнуть «свежего воздуха». И то только для того, чтобы неудовлетворенно отметить, что расплывающиеся красные пятна перед глазами и дрожащий темный потолок опять опрокидываются в черный провал беспамятства.

Однако в этот раз четкий рисунок бревен, проконопаченных болотным мхом, не стал растекаться перед взором Дмитра, и он сразу же попытался ухватиться за край лежанки, чтобы отвернуть свое непослушное тело от ставшей уже ненавистной стены. Однако на другой бок ему сразу перевернуться не удалось — правую руку что-то держало. Нащупав кончиками пальцев веревку, он обреченно вздохнул, пытаясь вспомнить, как он тут оказался. Память не захотела приходить ему на помощь, затянув прошедшие события пеленой малозначительных встреч, смеющихся лиц и набором бессмысленных фраз, оставляющих после себя ворох ненужных эмоций.

«В полон никак попал… А слабость моя? — Свободная рука стала суетливо шарить по телу, пытаясь нащупать источник его неприятностей. Уткнувшись в ровный толстый слой холстины, туго обтягивающей грудь, и пошевелив пальцами ног, Дмитр немного успокоился. — Ранен, но не изувечен. Выкарабкаюсь, еще и не в такие переделки попадал…»

Он все-таки отвернул свое ослабевшее тело от стены, натянув до предела веревку, и попытался вытолкнуть из себя непослушными губами просьбу, которая комом стояла в пересохшей гортани.

— Пить… — Хриплый шепот потревожил занавеску в дальнем углу, из-за которой выступила неясная фигура. Спустя несколько томительных мгновений живительная влага потекла в измученное жаждой горло, орошая струйками бороду и стекая по шее.

— Очнулся, наконец. — Ломающийся молодой голос отрока показался знакомым. Дмитр попытался его вспомнить, но мешанина звуков и лиц опять подняла свою круговерть в голове, заставив тело устало откинуться на лежанку и замереть в неподвижности. Тем временем обладатель так и не опознанного голоса вернулся к себе и вышел из-за занавески уже с зажженной лучиной, которую осторожно воткнул в светец рядом с раненым воином.

— Вот теперь я тебя узнал, — с придыханием прошептал Дмитр. — Ты — Завид… тебя Захарий к себе взял на обучение. Тоже полонили?

— Нет, — покачал головой отрок и перебил начавшего говорить ратника: — Тебе нельзя говорить, лекарь запретил. Вот, выпей настой… Как оклемаешься, все узнаешь.

Завид приподнял ему голову и поднес к губам терпкий горьковатый напиток, заставляя выпить его до дна вместе с густым осадком из мелко размолотых листьев, пахнущих чем-то неуловимо знакомым и приятным.

— Как же мы так оплошали? — успел проговорить Дмитр, растворяясь в сладком забытье сна вместе с полными горечи ответными словами отрока.

— Как-как… Как недоумки, жадные и злобные недоумки. Или, как говорят местные жители, больные на голову идиоты!

Следующие три дня Дмитр проспал, изредка пробуждаясь, чтобы выпить настой или перевязать рану, однако вместо Завида к нему на помощь приходила молчаливая женщина, которая указывала, что надо делать, рублеными односложными фразами. Было видно, что язык ей дается с трудом, поэтому спрашивать ее о чем-то не хотелось. Но пришлось, когда Дмитр понял, что терпеть больше не может и выпитое уже не выходит по́том, а настойчиво просится наружу. В ответ на его слова и знаки та кивнула, а спустя несколько минут к нему вошел Завид с каким-то воином. Они отвязали веревку, подхватили его под руки и, несмотря на раздавшееся ворчание, что за угол он и сам дойти может, отвели в ближайший хлев. Только там, справив нужду, Дмитр решился немного размяться и попробовать свои силы, имитируя удары по воображаемому противнику. Однако голову повело, он потерял ориентацию и чуть не угодил спиной в навозную кучу, доказав себе, что ноги его почти не держат и нечего раньше времени думать о свободе.

«Да, баба одной рукой справится, — грустно ухмыльнулся он своим мыслям о побеге. — Что ж, пусть новые хозяева откормят сначала, а потом уж буду доказывать им, что не с тем они связались».