Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вместо того чтобы отказаться от этого дела, к чему взывал мой инстинкт самосохранения, я потянулся через стол и перевернул фотографию лицом вверх.
* * *
Мор толкнул меня локтем и указал на человека, сидевшего впереди. Я же в своих грезах все еще вглядывался в ту фотографию, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы заметить, как наш клиент открывает пакет с «Пиром» и предлагает его своей подруге.
– Мне что-то нужно сделать?
Он посмотрел на меня, словно пожалел, что приглашал такого идиота в свое подразделение.
– Пакет подменить. Что же еще?
Я внимательно проследил, как девушка выбрала три плоские плитки темного шоколада, а парень зачерпнул пригоршню без разбору. Я вытащил из кармана пакет с отравленным «Пиром», распечатал его, оторвал этикетку с номером и положил себе на колени. Шоколад не подтаял – зомби хоть и живые, но кровь у них холодная.
Пока я ждал подходящего момента, мой не-мертвый мозг закипал от вопросов. Мыслимо ли это – лишать жизни совершенно незнакомых людей? Проще ли убивать тех, к кому не испытываешь сочувствия? Имею ли я право вообще рассуждать о таких вещах? Содействие женщине-самоубийце имело хоть какой-то смысл, там имелось хоть какое-то желание с ее стороны. Но сейчас все казалось нелепым – просто случайный выбор.
Смерть опять увидел на экране своего тезку и громко, протяжно захохотал. Тут наш клиент аккуратно положил пакет с «Пиром» на подлокотник и медленно обернулся. На его лице отразилось раздражение профессионального эстета, которому испортили еженедельное культурное пиршество.
– Уважаемый, не могли бы вы…
Подобно большинству «ботаников», он не сумел излить угрозу до конца, но краткий миг его гнева дал мне возможность переменить пакеты. Отбросив все сомнения, я выполнил свой долг.
А потом я сделал глупость. Вероятно, всему виной мое любопытство, или же я хотел почувствовать то, что ощущают живые. Или дело в том, что я почти весь день ничего не ел, и атмосфера кинозала отвлекала мое внимание. Или же я был слишком рад своему первому непосредственному участию в работе. Или меня просто сбила с толку нелепость происходящего. В общем, не важно. Совершенно автоматически я вытащил конфету из набора «Пира», лежавшего у меня на коленях, и быстро проглотил.
Хуже всего, что эта шоколадка была с кофейной начинкой.
Болезнь распространяется следующим образом. Сначала знакомство, вежливые расспросы, предложение встретиться. Пока никто ничего не опасается. Нас не связывают никакие обязательства, ничто на нас не давит. Мы встречаемся, все проходит без инцидентов. Но под конец, стоя почти на пороге, болезнь спрашивает, а нельзя ли посидеть еще часок-другой. Вы ей, конечно, отказываете. Но через минуту она снова просит о том же, рассчитывая, что на сей раз вы будете снисходительнее. Вы же, почуяв неладное, снова ей отказываете. Не мешкая ни секунды, она просит в третий раз и застает вас врасплох. Вот так поступают болезни. Они очень коварны.
И вы говорите: «Ладно. Оставайся. Но когда я попрошу, уходи».
Она отвечает: «Да, само собой».
Конечно же, она хитрит. Конечно же, она берет ситуацию в свои руки. И не уйдет до тех пор, пока не изведет вас окончательно.
Вот такие они – болезни.
* * *
– Как ты себя чувствуешь?
Я поднял глаза и увидел над собой долговязого человека с одутловатым лицом, в черной тенниске и светлых твидовых брюках. Его эластичная нижняя челюсть казалась подвижной, словно угорь, а бесцветные губы поблескивали, когда он говорил. В черной бородке застряли крошки попкорна.
– Кто вы? – спросил я.
– Ну как он?
Спутник долговязого оказался пониже ростом, с глазами желтыми и тусклыми, как у дохлой трески. Его шея была в черных пятнах с золотистым отливом по краям – как солнце при затмении. Кожу усеивали крапинки, как у леопарда диковинной породы.
– Кажется, не очень. Что будем делать?
– Посмотрим, что дальше.
– Кто вы?
– Друзья, – ответил Долговязый.
– Знаете, мне пора уходить, – сказал я. – У меня дела.
Вся выстроившаяся у кассы очередь уставилась на меня, словно я был чем-то вроде дополнительной программы. Я стал рассматривать пару, стоявшую ближе всех, – мужчину средних лет со снежно-белыми волосами и женщину помоложе, с волосами того же цвета. Ее лицо показалось знакомым, она смотрела на меня так, словно боялась или, наоборот, молила о помощи. Приглядевшись, я увидел, что лицо у нее не такое уж и чистое. Правую щеку уродовал черный синяк, резко выделявшийся на белой коже, а на нижней губе багровела ссадина. Когда наши взгляды пересеклись, женщина быстро отвела глаза.
– Да, мы уйдем все вместе, – согласился Леопард.
Я хотел коснуться его, но он отшатнулся, словно опасался за свою драгоценную леопардовую шкуру. Я усомнился, а друг ли он мне вообще? Снежно-белые люди привлекали меня больше и казались гораздо интереснее. Я их поприветствовал. Они будто не слышали, но я решил быть настойчивым. И снова поздоровался, на сей раз громче. Ведь часто бывает, что первая попытка завязать знакомство остается незамеченной. Мужчина со снежно-белыми волосами устремил на меня долгий взгляд глубоких темных глаз.
– Утихомирь его, – сказал Долговязый. – Он привлекает внимание.
Я огляделся – о ком они говорят, – но так и не понял, к кому относились эти слова.
– Не подскажешь, каким образом – отозвался Леопард.
– Откуда мне знать? Это твоя болезнь.
– Ах, значит, теперь это моя болезнь?
– То есть?
– Будто ты не знаешь, что…
– Простите, – вмешался я, – но мне бы хотелось поговорить с моими настоящими друзьями. – Я улыбнулся снежной паре. – Спасибо. И будьте любезны сбавить тон, чтобы мы смогли представиться друг другу…
– Ты вот что, расслабься, – ответил мне Долговязый.
– Вот-вот, успокойся, – эхом отозвался Леопард.
Я приподнялся, и мое лицо буквально запылало. Но стоило лечь обратно, как жар тут же сошел.
– Сколько ему осталось?
– Кто знает. Может, час. День. Месяц. У каждого носителя по-разному.
По всему моему телу шипел и извивался вирус. В животе угнездился клубок змей, а в черепной коробке взрывались фейерверки. К горлу подкатила тошнота, и меня вырвало.
– Нужно дать ему лекарство. Немедленно.
Леопарда озадачило это предложение.
– Какое лекарство?
– То есть как?
– То есть так – какое лекарство? У меня нет с собой лекарства.
Долговязый рассердился.
– Хорошо, тогда где оно?