Леонардо все еще не до конца поверил в легенду, рассказанную другом. В это невозможно поверить. Но неясное чувство, названия которого он не знал, возможно, душевный трепет, как от соприкосновения с чудом, нашептывало: крупицы истины в той истории были. Не исключено, что самое главное и являлось истиной. Со временем предания часто возвеличивают или искажают какое-либо событие прошлого, но фактическая основа сохраняется. И только тщательный анализ помогает отделить зерна от плевел. Сандро обещал показать документы, подтверждавшие достоверность легенды. Леонардо, со своей стороны, твердо решил ему помочь в любом случае. Жизнь близнецов подвергалась опасности, смертельной опасности. Поэтому Леонардо мало волновал их статус, кем бы они ни были: принцами крови или простолюдинами, детьми потомков Христа или обычными земледельцами. Жизнь ценна сама по себе, независимо от того, кому она принадлежит — человеку знатному или ничтожному, ибо сословная иерархия строится по законам человеческого общества. Перед Господом все равны. Так говорят. Леонардо хотел надеяться, что так и есть, иначе получалось: вера в Бога основана на лжи. А он уже давно не считал, что Бог есть плод воображения.

Прошло два дня после военного совета в сельском доме. Создание водолазных костюмов продвигалось быстро, так как некоторые необходимые части были изготовлены намного раньше. Костюм для подводного плавания Леонардо сконструировал совсем недавно и оценивал новое изобретение как весьма удовлетворительное. Мастер осознавал, какое широкое применение его детище может найти в военном деле, хотя обычно задумывал все свои механизмы для мирных нужд. Даже оборонительные укрепления замка, как ни странно, могли послужить в мирных целях. Но Леонардо не питал напрасных иллюзий, отлично понимая: в его эпоху мир держится на силе. Самое скверное заключалось даже не в господстве силы, а в том, куда эта сила прилагалась.

За несколько недель до нынешнего приключения (если, конечно, не кощунственно называть так спасательную миссию) Леонардо случайно встретил Никколо Макиавелли на площади Синьории, находившейся по соседству с мастерской художника, где он частенько прогуливался в поисках вдохновения. Друзья побеседовали немного под арками Лоджии Орканьи.[11]Теперь Леонардо припомнилась тема их разговора. Макиавелли, человек ученый и любезный, выступал, однако, с теориями неслыханными и чудовищными. Он обладал пылким сердцем, но в циничных рассуждениях проявлял поразительное хладнокровие, способное обратить в кусок льда сердца других людей. Макиавелли отстаивал свои убеждения, полагаясь на практический опыт и книжные знания. Не отрицая, что его концепция оправдывает жестокость и беспринципность в политике, он тем не менее настаивал, что точно сформулировал аксиомы государственной мудрости, и потому целесообразно, чтобы о них узнали. Безупречным и достойным подражания правителем ему представлялся Чезаре Борджиа, на практике подтверждавший справедливость его суждений. Леонардо не разделял воззрений Макиавелли, что нисколько не мешало их теплым дружеским отношениям. В тот день они говорили о народе. Макиавелли не сомневался: власть народа однажды восторжествует, но ныне подданными необходимо управлять железной рукой. В противном случае установится охлократия.[12]С его точки зрения, сила государя, обладающего несгибаемой волей, являлась залогом его свободы. Слабого должно держать в повиновении, а счастлив он при этом или нет, не имеет значения.

Дай Бог, мир скоро изменится. Эта надежда не покидала Леонардо. Его искусство служило одним из способов преобразить мир, сделать его совершеннее для всех, а не только для тех, чья власть над другими зиждется на силе или богатстве. Право не наделяет силой, считал Божественный. Макиавелли, наоборот, признавал законность власти лишь по праву силы.

В покои Леонардо постучали. Плавное течение мысли нарушилось, внутренний монолог прервался. Леонардо крикнул:

— В чем дело?

Один из учеников приоткрыл дверь и с большим почтением объявил:

— Синьор, прибыл маэстро Боттичелли. Пусть подождет, или проводить его сюда?

— Проводи, Эммануэль. И принеси нам вина.

На лице Боттичелли отражалось мучительное беспокойство. Причина его тревоги была понятна. По мере того как близился час решительной атаки на Борджиа, усиливался страх перед поражением и очевидными последствиями. Леонардо попытался развлечь друга объяснениями, как работает водолазный костюм. Он хотел успокоить Боттичелли и заставить его забыть на время о страхах и сомнениях. Во всяком случае, Леонардо на это рассчитывал.

— Садись, друг Сандро. Я хочу показать тебе кое-что…

Пока расторопный Эммануэль, вернувшись с вином, разливал его в глубокие кубки, Леонардо принялся посвящать Боттичелли во все подробности последнего изобретения, плода его гения, считая свое приспособление не более чем одним из очередных прикладных проектов. Всего лишь.

— Такой костюм, — сказал Леонардо, указывая на чертежи, разложенные на столе, — я сделал для…

Боттичелли прервал Леонардо, как только мальчик вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

— Тебе не кажется, благоразумнее держать все в секрете даже от самых близких учеников?

— Не волнуйся. Лучше всего держаться естественно. Ни тот, ни другой ребенок вовек не догадается, в чем истинный смысл нашей беседы. Не бойся, друг мой. Побереги силы. Выпей глоток сего превосходного вина. Оно из Испании.

— Хорошо, — кивнул Боттичелли с глубоким вздохом и пригубил вина.

— Итак, я начал рассказывать, любезный друг, что сделал особый костюм для венецианской Синьории три года назад. Его главное предназначение — подплывать под водой к вражеским судам и топить их. Турки не успели бы понять, в чем причина кораблекрушения. И тогда, среди общей паники и смятения, захватить их в плен не составило бы труда.

— Бесподобно!

— Не спорю… Обрати внимание, он состоит из плавников, надевающихся на ноги, перчаток без пальцев, сходных с ластами, чтобы легче было плыть, и цельной одежды, закрывающей тело от макушки до пят. Сверху колпак снабжен трубкой, чтобы человек мог дышать под водой. Не знаю толком, в чем причина, но если опуститься слишком глубоко, трубка мало помогает, дышать все равно нельзя. Потому приспособление пригодно для погружения всего на несколько метров, но для осуществления нашего замысла этого вполне достаточно. Но когда-нибудь я обязательно разберусь, чем вызвано такое явление.

Пожалуй, одной из главных черт характера Леонардо да Винчи являлась неугомонность. Желание двигаться вперед в сочетании с бесконечной любознательностью и живостью ума позволяло ему за считанные дни уразуметь то, что другим не удавалось за годы, а порой и за всю жизнь.

— А воротник, похожий на ошейник с шипами? — спросил Боттичелли, указывая на чертеже соответствующую деталь.

— Для защиты от хищных рыб и прочих морских тварей. Как известно, там, внизу, водится всякая живность… Но в нашем случае его лучше не использовать. Он только помешает, а в Адриатике встречается не так много опасной нечисти. Хочу сказать еще — стеклянные очки, прикрепленные к капюшону, существенно улучшают видимость под водой. Но к сожалению, долгое погружение пока невозможно, одеяние все же немного пропускает воду. Мне не удалось сконструировать идеальную модель, но как ее усовершенствовать, я уже придумал. В любом случае, уверен, для нашей цели хорошо послужит и этот костюм, предназначавшийся для венецианского флота. В деле его не использовали, но когда я проводил испытания, он работал неплохо. Удовлетворительно, скажем так. И я произвел некоторые изменения. Через два или три дня в нашем распоряжении будут четыре костюма.