нервно стрелять глазами из одного угла комнаты в другой, словно ожидая, что ребенок Тимми вот-вот выскочит из шкафа.

– У тебя есть ребенок?

– Во Флориде. Ему четырнадцать. – Возможно ли, что он ни разу не упоминал своего сына? Он уже забыл, что и кому рассказывал. С Пипкой они были знакомы всю жизнь, хоть и шапочно, как и все, кто когда-то рос в одном районе. Пипка до сих пор жил с матерью в Грэнтеме, в двух кварталах от дома родителей Тимми.

– Он не очень ладит с матерью. – Тимми потянулся к пульту и прибавил громкость. – Я ей говорил, отправь его сюда, если не справляешься.

Они оба уставились в телевизор. Ведущая новостей на «Эн-И-Си-Эн» смотрелась на экране как инородный объект. На всех остальных каналах репортерши выглядели как порнозвезды, а эта была такая дородная, невзрачная, как неустрашимая почтальонша, проводящая все свои дни на морозе.

Пипка достал из кармана трубку и основательно ее забил. Что ни говори, а травкой Пипка всегда делился.

ПОСЛЕ ОБЕДА ТИММИ ОТПРАВИЛСЯ В ДОРОГУ. Ему приходилось совершать такие поездки каждый месяц – чаще, чем ему хотелось бы, – но Марсель был очень категоричен относительно того, сколько товара он мог продать зараз. Поехать на север – не проблема, на самом деле Тимми это даже нравилось. Проблема была в обратной дороге – бессчетные часы на сто двадцать восьмом шоссе с несколькими килограммами запрещенного вещества четвертого класса в багажнике.

Он петлял по асфальтированным дорогам между застроенных кварталов. Кучи снега достигали колоссальных размеров. На узких боковых улочках выстроились дряхлые автомобили, контуженые ветераны дорожных войн, жертвы разваливающихся дорог и мостов. Все эти машины находились в таком дрянном состоянии, что никому бы и в голову не пришло, что они еще могут передвигаться, и все же они были повсюду: теснили друг друга на Сторру-драйв, плотным потоком осаживали мост Тобин.

Несмотря на все опасности, Тимми любил это занятие. Сам факт владения машиной подвергал его риску, ведь с ее помощью власти могли следить за ним и за его передвижениями: марка, страховка, права, техобслуживание, карточка автоматической оплаты проезда на лобовом стекле. Ему приходилось делать крюк больше десяти километров, чтобы избежать платных дорог, где на его номера будет направлено несколько камер Содружества. Ограничения скорости, двойные сплошные, штрафы за парковку, транспортный суд – если водишь машину в Массачусетсе, рано или поздно придется иметь дело с копами.

(Тут Тимми вспомнился Дэннис Линк, друг детства, с которым он выкурил свой первый косяк, а потом у того случился какой-то подростковый кризис и он по необъяснимым причинам решил стать патрульным. Теперь этот взрослый мужчина проводил дни, прячась с радаром под эстакадами и подкарауливая лихачей. Унизительный способ заработка.)

Он выехал на шоссе.

Он любил это занятие, дарящее одиночество. Пассажиры делали все только хуже: любые разговоры притупляли его удовольствие. Чего ему и правда хотелось, так это чтобы кто-нибудь ехал вместе с ним и молча участвовал в бесконечной череде принятия решений: когда посигналить, когда перестроиться, ускориться или уступить.

Его бывшая жена видела в долгих поездках прекрасную возможность поговорить, а особенно ей нравилось затевать ссоры, покуда он был в заложниках водительского сиденья.

На открытых участках дороги он всегда высматривал других таких же водителей – быстрых, но осторожных, несущихся по средней полосе и использующих левую только для обгона, как в принципе и задумал тот бог, в которого ему хотелось верить. Когда Тимми замечал такого водителя, то иногда приглашал его к диалогу. Совершив вежливый обгон, он удалялся на среднюю полосу, предлагая другому водителю (которым всегда оказывался мужчина) последовать его примеру. Так устанавливался ритм: они по очереди занимали и уступали полосу для обгона, как велосипедисты в пелотоне, – и это была лучшая беседа, которую ему доводилось вести.

МАРСЕЛЬ БЫЛ КАНАДЦЕМ, НО ВСЕМ ГОВОРИЛ, ЧТО ОН ФРАНЦУЗ. Он жил на ферме в северном Вермонте в двадцати милях от канадской границы. Тимми понятия не имел, какие неожиданные обстоятельства вынудили его осесть в таком отдаленном месте. В детстве, во время школьной экскурсии в нью-бедфордский музей китов, Марсель долго дивился кусочку китовой кости размером с монетку, на которой крошечными буквами, видимыми только под лупой, был вырезан библейский стих. Вот настолько же Тимми был знаком с жизнью Марселя – на одну китовую косточку. Вся его биография уместилась бы в один газетный комикс, маленький кусочек бумаги, который запросто можно проглотить.

Дом Марселя стоял в конце гравийной дорожки, которую с обеих сторон обступали деревья. Откуда-то издалека донесся хриплый свист, словно кто-то дунул в горлышко бутылки. Может, сова? Тимми вгляделся в глубь леса, высматривая какое-нибудь шевеление, мелькание крыльев.

Дом выглядел заброшенным, в чем и была задумка. Тимми не стал глушить мотор и дождался, пока Марсель выйдет на крыльцо и махнет в сторону амбара за домом. Он был в своем обычном облачении: джинсы и кожаный жилет, надетый поверх чудаковатой рубашки в «огурцах». У Марселя была характерная внешность гастролирующего фолк-музыканта: развевающиеся седоватые волосы и аккуратно подстриженная борода, а пожелтевшие от никотина зубы цвета гречишного меда придавали ему лихой вид.

Двери в амбар были открыты. Тимми загнал машину внутрь и покрутил корпусом, чтобы размять спину. Марсель закрыл двери.

– Я слышал какой-то звук в лесу, – сказал Тимми. – Сова, наверное.

– Дрон, – ответил Марсель, словно это был уже установленный факт. Он по лестнице забрался на чердак и спустился оттуда с зеленым мусорным мешком. – Эти дроны, они везде. Мне вчера сон приснился. Подосознание всегда работает, даже когда я сплю.

– Подсознание, – сказал Тимми.

– Подосознание – очень крутая штука. Чуть какие изменения в атмосфере, подсознание мне сразу скажет.

Марсель опустился на колени и открыл пакет. Внутри было несколько черных пакетов поменьше, помеченных клейкой лентой: Блу Уидоу, Грин Крэк, Бэй Два.

– Первого Бэя нет? – спросил Тимми без особой надежды. Цепь поставок безжалостная штука: просить у Марселя что-то конкретное – все равно что молиться о дожде.

Марсель едва заметно пожал плечами: «Прости, старик».

Тимми по очереди брал в руки пакеты, прикидывая вес. Марселю он доверял, но проверить никогда не лишнее, тем более что он мог определить вес пакета с точностью до унции.

– А что по еде? – спросил он. – Остались еще мармеладные мишки?

– Есть леденцы, – ответил Марсель.

Ананасовые леденцы были ужасно приторные и оставляли во рту привкус обрезанных веток. Тимми закупил несколько коробок и теперь никак не мог их сбагрить, потому что желающих купить леденцы второй раз как-то не находилось.

– Не, эти еще есть, – ответил он.

Он достал свернутую пачку десяток и двадцаток от