Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты, Васятка, проходи в мою избу лесную, ложись спать на кроватку в уголке. А утром как проснешься, так поможешь мне по хозяйству.
Васятка послушался хозяйку, прошел в избу и лег спать. Проснулся мальчик с первым лучами солнца, которые проникли в окошко лесной избы. Проснулся и сразу же вскочил, чтобы начать исполнять наказы слепой старушки – очень уж хотелось Васятке помочь той, что приютила его на ночь. Но как? Хозяйка же не замедлила явиться и объяснила Васятке, что тому сделать надлежит нынче же:
– Ты, Васятка, первым делом наноси воды. За избой колодец есть с холодной водой ключевой. А носить будешь в баню – котел там внутри, сам увидишь. Как полный котел наносишь, так принимайся дрова колоть. Сложены поленья возле самой бани, ты бери колун в сенях и наколи ровно столько, сколько нужно под котел сложить. Справишься, Васятка, как сам считаешь-то, а?
Васятка кивнул, а старушка продолжила:
– Ну а как дров ты наколешь да как сложишь полную печь под котлом дровами, так начинай баню топить. Умеешь ли баню топить, Васятка?
Васятка опять кивнул. И только тут мальчик сообразил, что ведь кивков его старушка-то не видит. Слепая ведь она. А старушка, словно прочитав мысли Васяткины, улыбнулась и сказала:
– Я, Васятка, хоть и слепая, а могу, знаешь ли, душой и сердцем понимать то, что ты хочешь сказать даже и без слов. Вот и сейчас поняла я кивки твои как знак согласия, так ведь?
Васятка опять хотел кивнуть да решил все-таки сказать словами в этот раз и ответил:
– Да.
– Тогда к делу! – скомандовала хозяйка своим добрым голосом.
И Васятка бросился прочь из избы, чтобы как можно скорее начать носить воду. И Васятка наносил воду – такой холодной воды никогда ему прежде носить не приходилось; казалось, действительно, внутри колодца бил ключ. А как наносил Васятка полный котел воды, то сразу же без передышки приступил к колке дров: брал чурки, ставил их на большой пень и со всей силы ударял по ним колуном. Колун оказался тяжелым, но тем и лучше, ведь только тяжелый колун способен сделать из чурбака поленья, которые только и влезут под котел и будут исправно гореть, нагревая воду.
Довольно быстро Васятка наполнил печку под котлом дровами. Теперь можно было начинать топить баньку. Баня топилась по-черному, и Васятке это очень нравилось – нравилось, как пахнет дым, летающий по всей бане и по всей округе. Вот уже дрова прогорели, Васятка знал, когда баню можно закрывать – когда остаются только угли. Так мальчик и сделал. Теперь бане надо дать выстояться, а потом можно и мыться идти. Все сделал Васятка и пошел звать старушку. Старушка улыбнулась, как только Васятка вошел – опять почувствовала сердцем, что мальчик рядом. Сказала же Васятке так:
– Я, Васятка, пойду мыться, париться буду веником березовым. Ты же пока что иди к лесу и найди там для меня корень папоротника. Выкопай его аккуратно и принеси сюда. А как принесешь, так положи на порог бани. Потом ступай в избу и жди там меня.
Слепая хозяйка пошла в баню, а Васятка направился к лесу – знал он, как выглядит папоротник, и потому сразу же почти нашел это чудесное растение, про которое чего только не рассказывают. Однако сейчас Васятка и не вспоминал про все эти истории. Важнее было аккуратно выкопать корень папоротника. Васятка так и сделал, благо заранее запасся лопаткой. Подхватил корень папоротника и понес к бане, где тем временем парилась старушка. Как и велено было, положил Васятка корень на порог бани, а сам пошел в избу – ждать, что же будет дальше. Долго ли коротко ли, а скоро услыхал Васятка шаги – знать, помылась хозяйка. Тут дверь распахнулась и в избу вошла красивая женщина. Впрочем, в ней без труда Васятка узнал старушку-хозяйку. Только теперь была она не старая и не слепая, а молодая и зрячая.
– Долго же ждала я тебя, Васятка, – проговорила женщина. – Только ты мог снять с меня злые чары, потому что ты, Васятка, мой сын.
Удивлению мальчика не было предела. Женщина же продолжала:
– Ты, Васятка, был еще очень маленьким, когда злой колдун унес меня в лес. Зачаровал меня колдун, заточил в камень. И частично чары оказались сняты тогда, когда не стало твоей бабушки. Силы колдуна утратились, и тогда я смогла, пусть и в облике слепой старушки, жить здесь, в лесной избе. Жила и смиренно ждала тебя. Потому что, Васятка, было предсказание – я вернусь к тебе, если ты принесешь мне корень папоротника. Так оно и случилось.
От радости Васятка не знал что и сказать. Восторг переполнял его. И тогда мальчик просто взял и обнял свою маму, а та обняла Васятку. Обняла и сказала:
– Теперь, сынок, можем идти домой, в деревню. Теперь уж точно будем жить счастливо!
И пошли мама и Васятка по лесной тропинке туда, где кончался лес и начиналась деревня. Только прежде чем выйти из леса, посидели некоторое время возле муравейника да подумали не сговариваясь о том, как хорошо мир муравьев устроен. А впрочем, и мир людей не так уж и плох.
Вот уже сто лет, как в нашем городе ходят трамваи. Они красного цвета и у них почему-то очень грустные фары-глаза. Почему грустные? Может быть, потому что некоторые из горожан обижают трамваи? Я, признаться, не знаю. Но вместе с тем, предполагаю, отчего трамваи могли бы обидеться. Вот мальчик-озорник ножичком режет обшивку кресла; вот дяденька, рассердившись на что-то, со всей силы бьет ногой по дверям; вот какие-то девушки грызут семечки и очистки… правильно: бросают на пол трамвая… Целый день трамвай ездит по своему маршруту, и за день в нем, в трамвае, произойдет столько всего дурного, что фары-глаза к вечеру невольно делаются грустными. А потом остаются такими навсегда, ведь мы неисправимы – мы по-прежнему режем кресла, бьем ногами по дверям, бросаем мусор прямо на пол. А между тем каждый день приходим на остановку и возмущаемся, если трамвая долго нет, потом возмущаемся, если трамвай медленно едем; а кто-то возмутится, что в трамвае шумно, или пыльно, или холодно, или жарко, или окна настежь и может продуть… Приятно ли трамваю, везущему нас, слышать все это? Ответ очевиден. И потому каждый день, стоя на трамвайной остановке, я вижу появляющееся из-за поворота грустное лицо трамвая, заплаканные, даже когда нет дождя глаза-фары; и облик его навевает и на меня печаль. Однако все равно трамвай идет, идет, идет…
И лишь однажды в городе случилось действительно страшное событие: городское начальство почему-то решило ликвидировать трамваи с городских улиц. Почему? Сами власти говорили о том, что трамваи ездят очень шумно и очень изнашивает своим ходом близлежащие дома; народ же судачил о том, что городскому начальству за уничтожение трамваев заплатили владельцы маленьких желтых автобусов, в последние годы заполонивших наши улицы и желающих размножаться и впредь.
Возможно, что-то из этого и было правдой. Но от принятого властями города решения больше всего расстроились старики, ведь именно трамваи, а не маленькие желтые автобусы возили их, когда возникала необходимость им, старикам, куда-нибудь ехать. Однако не столько личные проблемы расстроили стариков, в большей степени расстроило их то, что трамваи могут обидеться. У трамвая ведь есть душа! Ну, поверьте, нельзя, никак нельзя их обижать. Нельзя наносить обиду тому, кто верой и правдой служил тебе все эти годы и вдруг по каким-то причинам теперь в его услугах не нуждаются.