вечером в клуб на вечеринку. Вечером Таня приоделась и уже ничем не напоминала парашютистку, но шлем и ремни Валера запомнил и у него случился один из самых ярких романов его жизни, не закончившийся, правда, ничем. Хотя … почему 'ничем', он закончился пустотой и болью.

Валера тогда совсем пропал, и все, что происходило Гриша узнал уже много позже. Они оба тогда только начали выходить из периода какого-то повышенного интереса к женщинам, гона, животных брачных танцев. Этот период начался у них относительно рано, сразу после школы, и даже еще в школе. Он заканчивался, приелся обоим, но все равно представлялся 'свободой' и даже сейчас Гриша испытывал ностальгию по их первой 'отвязанной' молодости, по их плейбойским победам.

Гриша услышал, как к гаражу подъехала Машина машина. Мысли его сразу переключились на их с женой обычную жизнь. Маша сходу начала обсуждать с ним

'какой бессовестный внук Антон, и он, Гриша бессовестный тоже'. Алла ей жаловалась, что папа заступался за Антона … а он мальчика в школе ударил. Второй раз все это обсуждать Грише уж совсем было неинтересно. Он слабо отбивался, объясняя, что ничего такого не имел в виду, и что 'пусть они сами воспитывают своего ребенка, что он ни при чем'. Он вообще не мог понять, почему, обсуждая с ним Антошино поведение, Аллка была уверена, что он будет дудеть с ней в одну дуду. А чего бы он стал с ними соглашаться, если был несогласен? А Маруся? Ну зачем она с ним про это говорит? Что больше поговорить не о чем? Хотя … о чем еще?

– Мань, помнишь Валеркину парашютистку?

– А при чем тут она? Какое это имеет отношение к драке Антона?

– Ладно, никакого. Это я так …

Что это, право, на него нашло? Может дело тут в том, что ее мозг все время в настоящим, а его – в прошлом? Интересно, а о чем Маруся вспоминает? И вспоминает ли? Может он один такой? Мыслями в прошлом. Да, нет, это не так, не только в прошлом. Вот недавно Аллка с мужем и дочерью отдыхали в круизе на прекрасном теплоходе … она была отдыхом не вполне довольна, и потом долго рассказывала почему. Что ей могло не понравиться на этом плавучем острове комфорта? Всем нравится, а ей нет? Он прекрасно понимал, что там у нее было не так. Да и Маруся, надо отдать ей должное, понимала. Гриша тоже когда-то плавал пару раз на таких фешенебельных круизных судах, но у него все было по-другому: он там работал переводчиком, руководителем различных туристических групп по линии КМО. Он был занят и его развлекали романы, ночные прогулки по палубе, ночи в красивых удобных каютах, а Аллка же была там с семьей. Дочь долго и страстно рассказывала о невозможности ни с кем общения, бесконечную озабоченность мужа спортивными занятиями, его беспрерывные дневные сны. Она жаловалась, что там не с кем слова было сказать.

Он 'видел' эти разноязыкие развязные толпы невоспитанных туристов, желающих за свои деньги получить удовольствие по 'всей программе'. Шоу слишком примитивные, усредненно– безликие, как бы на любой вкус. Плоские вульгарные шутки, старые трюки, грубый, тупой гогот. Бесконечная озабоченность едой, разными ресторанами, жующие рты, невкусное и жирное изобилие, нелепо разодетые дядьки и жирно накрашенные тетки, все немолодые. Вечером можно либо дергаться на танц-поле, либо напиваться в баре. Понятное дело, днем люди прохаживаются по палубам, сидят в салонах, валяются на шезлонгах рядом с бассейнами. Они не против поговорить … но этот их американский 'смол-ток', болтовня ни о чем. Ну зачем узнавать о чьих-то внуках или детях, о прошлых отпусках, об удачных поездках … Более глубокие беседы не приняты, люди настолько не привыкли друг друга 'грузить', что уже и не в состоянии вести более осмысленные разговоры. Ни секунды нельзя побыть одному. Народ везде, и никто не понижает голос, все орут, хорошо, если по-английски. Часто слышен визгливый агрессивный китайский … Алла рассказывала про 'прекрасный' теплоход, а Гриша видел 'картинку', катал ее в своей голове, и прикидывал, куда ее можно будет встроить? Должно же у него что-нибудь происходить на таком теплоходе.

В такую раму можно вложить 'конец любви'. Мужчина и женщина расходятся, это их последний отпуск вместе. Они хотели по-человечески проститься, в последний раз пережить свою близость на полном романтики круизе: палубы, белые трубы, легкая летняя одежда гуляющих, развевающиеся по ветру шарфы и длинные вечерние платья, рестораны, музыка, а на горизонте черное небо, усыпанное звездами и за бортом черная вода и кипящий шлейф фарватера … А вот и не вышло ничего … Романтическая картинка сейчас же рассыпается … Конец любви не может быть романтичным. Это боль, горечь, потеря, внутренние обиды, неудовлетворенность, пресыщение, комплексы … И тут как раз и будет нужен этот Аллкин круиз, вся эта гадость, гвалт, вульгарность толпы и непонимание близкого человека, который не видит все так же, как ты … А почему, правда, не начать писать любовный роман? А ничего, что их читают одни тетки? Не мужской это жанр, но … может попробовать и посмотреть что выйдет. 'Картинки' из круиза прочно поместилась в одной из ячеек Гришиной памяти: распаренные парни в потных майках на баскетбольной площадке, пьяный дядька с кружкой пива, громко рассказывающий окружающим какую-то пошлую шутку, толстая нетрезвая девка, нелепо качающая бедрами на танцполе, лощеный повар с понтами выносящий блюдо с 'фирменными' ребрышками … Он был уверен, что они когда-нибудь ему пригодятся. Не сейчас, так позже.

'Картинки' из жизни представляли для Гриши неизбывную ценность. Он замечал, что с некоторых пор практически любой обыденный эпизод делался для него 'картинкой'. И еще он был уверен, что для других так не было. Люди просто не видели повседневность так, как он.

Пора было ложиться спать. Муся его, одетая в простую ситцевую ночную рубашку с кружевами уютно устроилась рядом с книжкой. Она читала 'Женщины Лазаря' Марии Степновой и ей очень нравилось. 'Ты тоже должен прочесть, Гриш' – вот что она ему каждый вечер говорила, стремясь разделить с ним удовольствие. Гриша заранее знал, что книга эта не для него. Ему даже было легче вовсе ее не читать, чем прочитав, говорить Мане, что 'нет, не нравится'. Она в таких случаях злилась, да и вообще, неприятно говорить близкому человеку, что вам не по душе то, от чего он в восторге. Гриша, кстати, взглянул на этот текст. Степнова была