– Если бы Скотчинский был потаскун или, к примеру, альфонс, ему было бы по барабану, насколько доступной его Инна была до замужества. Но он – тихий человек из хорошей семьи.

– Что значит «тихий», Тата? «Тихих» людей не бывает... Ну или на работе тихий, а дома – громкий, вот такое возможно еще, – улыбнулась Новичкова.

– То и значит, – Тата вытащила сигареты.

– Значит, ты хорошо знала Инну?

– Нет, просто я знаю ресторанный бизнес в пределах Садового кольца, мы, она и я, работали в нём довольно долго.

– А Скотчинский знал про Инну все, как считаешь?

Тата кивнула.

– Значит, это не было для него сюрпризом?

– Да, конечно. После замужества она сразу ушла из «Подвальчика» и даже продала свою долю, но сомневаюсь, что после такой бурной жизни можно остепениться, – выпалила Тата.

– И что?.. – Новичкова вздохнула. – Тат, встречается категория мужчин, которые намеренно женятся лишь на очень доступных женщинах... Супердоступных, я бы сказала, ну, пресно им с обычными... Безвкусно жить с такими!

– Нравится он мне.

– Вот в чем дело, а не боишься, что Инна вернется?..

Тата качнула головой и закурила.

– Чует мое сердце, не вернется, – смерив Новичкову глазами, отчеканила она.

– А я вот в этом так не уверена, – Лидия Борисовна взглянула на часы.

– До свидания, Лид, – пожала плечами Тата.

Красная дверь ресторана «Бардачок» оглушительно хлопнула и еще некоторое время дрожала. Вышедший из нее упитанный господин причмокнул губами и огляделся, но на Новичковой его взгляд не задержался.

«Со стороны чужие странности видней, тудыть-тыть-тыть, – курил, сидя в машине, Рэм Константинович. – Чем же она так хороша, что можно вот сразу так влюбиться?»

Агрессивная внешняя среда Москвы давила на него после Лондона, и Скотчинский вчера, не заезжая к дочери, из Шереметьева сразу поехал в квартиру на проспекте Мира и лишь оттуда позвонил Владе.

– Я шею свернул, пока искал тебя, – по-стариковски пожаловался он. – Почему ты меня не встретила, дочка?..

– Папа... прости, пожалуйста! – Рэм Константинович слышал, как Влада зевнула, а потом всхлипнула. – Я же просила маму, чтобы ты не приезжал, мы же виделись в августе. Ну зачем ты приехал?..

«Во сне, что ли, плачет, о господи?» – изумленно подумал он.

– Я тебя разбудил, дочка?..

– Нет, папа, – Влада снова зевнула. – Это нервное. Уезжал бы ты, а?..

– Таблетки выпила? – догадался Скотчинский.

– Выпила, – ответила Влада. – Все-то ты знаешь.

– Может, промывание, пока не поздно, сделать?.. – нескладно пошутил он.

* * *

Это было вчера, а сегодня он сидел и ждал у подъезда, чтобы увидеть ту, из-за которой сорвался и приехал из Лондона, чтобы спасти семью дочки.

Рэм Константинович открыл окно и выкинул окурок из машины, потом сплюнул туда же... Странности зятя и раньше его смущали, но эта последняя выходка была из ряда вон, и он закрыл глаза.

«Господи милостивый, стукни его по башке своей суковатой палкой, только не прибей ненароком, по ушам целься... Что же это, а? Зять-изобретатель, а хуже некуда! Не было любовницы, жил и жил себе, и вот, пожалуйста... Владочка-доченька – сама добродетель... Бетховен, Гуччи, Гринуэй, Кустурица, Селинджер... Благотворительность... Золото на голубом... Хоралы григорианские... Пруст, в конце концов!.. Доченька моя...» – Рэм Константинович наизусть знал все пристрастия своей дочери.

Пока Скотчинский мысленно перечислял дочерние добродетели, незаметно загибая пальцы, на него, прищурившись, смотрела краснощекая дворничиха.

– Дед, твой окурок?.. – хриплым сопрано спросила она, когда губы Скотчинского перестали шевелиться и он открыл мутные старческие глаза. – Ты выкинул, я видела, – дворничиха сунула окурок прямо в окно. – Забери, дед, дабы не загрязнять и так неблагоприятную атмосферу города!

– Э-э-э-эээ, – глаза Рэма Константиновича налились кровью за пару секунд. – Ээ-ээээ...

– Эге-э-э-э, – передразнила дворничиха. – Нехорошо, дед, а еще на еврея похож... И кожуру от банана ты кинул, да? – поддев палкой остатки банана, хрипло вопросила она. – У нас тут господа живут, я только вот подмела, а ты приехал со своим мусором, старый ты гном.

Скотчинский волком посмотрел на губы с остатками лиловой помады, шевелящиеся в нескольких дюймах от него.

– Рот на замок, ключик выбросить! – голосом Левитана рявкнул он. – А ну стой на месте.

– Что, кожуру забрать хочешь?.. – попятилась дворничиха.

– Валю Глебкову знаешь?

– А зачем тебе Валька, пожилой ты человек?.. К ней и помоложе ездят, – дворничиха снова наклонилась и глянула Скотчинскому в лицо. – Что-то я тебя раньше здесь не видала, – с сомнением взглянув на «Хаммер», произнесла она.

– Я в курсе, что к ней помоложе ездят, – вырвалось у Рэма Константиновича.

– А раз в курсе, то чего ж?.. А ну тебя, – и дворничиха начала мести, нарочно загородив собой ту, которая мела дальше у магазина, и Скотчинский, пошарив руками по сиденью, надел очки.

Разгадка стояла перед ним в каких-то двадцати метрах, и он прищурился.

«Странный мужик, ну что за выбор?» – снова вспомнил он зятя, всматриваясь в молоденькую дворничиху, метущую всё ближе и ближе.

«О привлекательности женщины говорят большие глаза, высокий лоб, маленький подбородок и пухлые губы, – Скотчинский тяжело вздохнул, вспоминая данные популярного в Англии теста – все признаки идеала были на лице дворничихи, но и у Влады они имелись в наличии. – Значит, дело лишь в новизне... А одета-то... Впрочем, это ерунда, – одернул он себя. – Похожа на бабочку с метлой, – Рэм Константинович сморгнул. – Вот ведь, тихой сапой увела у дочери мужа и тротуар метет... Может, киллера нанять и придушить ее?»

– Позвать, что ль, Вальку? – возникла перед ним снова та, с хриплым сопрано. – Отец?..

– Позови, если не трудно, – Скотчинский соорудил слабую улыбку на лице, и дворничиха, помахав метлой перед «Хаммером», отошла.

– Вальк, к тебе вон дедушка приехал, ты подойди, поговори с ним, а?.. Только не нравится он мне, – Гульшат закурила. – Злой дедок... Час тебя уже караулит, окурки разбрасывает!.. Я же не деревянная, сказала ему, не кидай, мол, тут...

– Где? – Валя обернулась. – Мне тут еще одну работу обещали, может, это он.

– А какую работу? – Гуля придирчиво оглядела Валю. – Сколько их у тебя уже?

– Да у певицы Штурм серебряный унитаз чистить, – прыснула в кулак Валя. – Я пойду, спрошу, может, это продюсер ее?