Каюта доктора была меньше, чем у лейтенанта. Здесь стояли простая деревянная койка и книжный шкаф, одна из полок которого была откинута в виде стола, а все остальное свободное пространство занимала медная полуванна, наполненная теплой водой.

Полки шкафа были забиты медицинскими журналами с труднопроизносимыми названиями и страницами с загнутыми уголками; на столе стояли жестяная кружка с большим гусиным пером и чернильница без крышки на запятнанной чернилами промокательной бумаге; рядом с сальной свечой лежали заранее приготовленная длинная глиняная трубка и очки в проволочной оправе с квадратными стеклами, а на стул была свалена толстая стопка листов бумаги, исписанных наклонным почерком.

– Это, конечно, не дворец, – вздохнул Мэтью, заметив, что Кортни рассматривает каюту, – но меня вполне устраивает. Мыло и полотенце вы найдете в матросском сундуке, и там же лежит щетка для мытья. Я вернусь, скажем, через час и заново перебинтую вам руку.

Кортни крепко сжала кулаки, разрываясь между соблазном принять ванну и необходимостью скрывать свои слабости от этого янки, несмотря на его ласковые глаза и не менее ласковые слова. Непролитые слезы обожгли ей горло.

– Помните, несколько минут назад вы спросили, мог бы я думать о своем спасении, когда мои товарищи страдают?.. – Мэтью смущенно замолчал. – Так вот, пожалуй, не мог бы. Но я, наверное, подошел бы к этому по-другому. Оставаясь на свободе, я, вероятно, смог бы найти способ им помочь. Раздобыть дополнительно еду и воду... Я не говорю, что это очень легко или вообще возможно. Вероятно, даже произнося это, я в какой-то мере изменяю присяге, но... – Он заметил, что слезы исчезли из глаз Кортни и в ее взгляде внезапно вспыхнуло осознание того, что надежда, которую он в нее вселял, не была совсем уж несбыточной. – Но несколько раз в неделю я получаю доступ в трюм. Обычно находится мало желающих помочь мне в лечении узников, однако...

– Вы сделаете это? – прошептала Кортни, не веря своим ушам. – Вы позволите мне помочь им?

– Я врач, мисс Фарроу, а не солдат. Я мог бы случайно повернуться к ним спиной, но только при условии, что вы передадите лишь воду и пищу. И мне необходимо ваше обещание.

– И вы поверите обещанию дочери Дункана Фарроу? – Кортни была поражена. – Пирата, вора и убийцы?

– Я не думаю, что хотя бы один из этих эпитетов относится к вам, – усмехнулся Мэтью. – И да – я поверю слову дочери Дункана Фарроу, если буду уверен, что она его сдержит.

Удушающая паника, сжимавшая грудь Кортни, слегка отпустила ее, и она смогла почти нормально вздохнуть – в первый раз с тех пор, как ее доставили в каюту Баллантайна.

– Я даю вам это слово, доктор, – медленно произнесла она. – Я не буду пытаться организовать вооруженный мятеж.

Кивнув, Мэтью собрался уйти, но, словно вдруг вспомнив что-то, неловко добавил:

– И при условии, что вы никогда никому не расскажете об этом – даже лейтенанту Баллантайну.

– Ему, – она старалась говорить спокойно, – этому отъявленному мерзавцу, я не сказала бы даже, который час!

– Адриан хороший человек, – Рутгер поморщился, услышав, как легко грубость слетела с ее языка, – и его лучше иметь в союзниках. Вы должны быть благодарны ему за то, что он не припомнил вам обман и не бросил на растерзание волкам.

– Я так благодарна, что не могу дождаться, когда буду скрести ему пол и опорожнять ночной горшок, – язвительно отозвалась Кортни. – Что случилось с его последним слугой? Он умер от благодарности?

– Алан погиб в результате несчастного случая на палубе. – Мэтью побледнел так, словно получил пощечину. – Оборвался канат лебедки и ударил его по голове.

– Но... – Несколько секунд Кортни нервно вертела растрепанный конец веревки, служившей ей поясом. – Но если это случилось три месяца назад, почему никто не поспешил занять его место?

– Алан был братом лейтенанта. – У Мэтью опустились плечи, и он, тяжело вздохнув, произнес: – Адриан никому не позволял занять его место.

Миранда медленно провела пальцами по дубовому поручню, ощущая выбоины и царапины, портившие полированную поверхность, и, глубоко вдохнув свежий соленый воздух, жадно посмотрела на искрящиеся в солнечном свете зеленые волны. Дженнингс разрешил ей ежедневно совершать две короткие прогулки по палубе в сопровождении одного из младших офицеров. Большинство офицеров были молоды и испытывали благоговейный трепет перед ее юной красотой, а она забавлялась, прикидывая, сколько понадобится времени, чтобы они догадались пригласить ее к себе в каюту. Иногда достаточно было только тихо сказанного комплимента, понимающего взгляда или улыбки. А иногда приходилось прибегать к искусной игре жестов – провести пальчиком по шее, разгладить несуществующие морщинки на блузке или юбке. И все они неминуемо сдавались.

Чаще всего ее сопровождал второй лейтенант Отис Фолуорт. Он был среднего роста и телосложения и обладал не поддающимися описанию чертами лица, ассоциирующимися с образом задиристого клерка. Самым примечательным в нем были похожие на крылья две густые серебряные пряди на висках, прорезавшие жесткие агатово-черные волосы и вместе с ними собранные сзади в аккуратный хвост, выглядывающий из-под ободка форменной фуражки. Его мундир всегда был отутюжен с военной аккуратностью, ногти на руках отполированы и блестели, как и черные сапоги до колен, которые тяжело ступали на расстоянии требуемых двух шагов позади Миранды.

Фолуорту было достаточно от Миранды одной только улыбки, чтобы на его надменной верхней губе выступили капельки пота, от выгнутой брови у него пересыхало во рту и перехватывало дыхание, а при случайном соприкосновении рук он едва удерживался, чтобы не затащить ее в темный уголок. Она не позволяла ему ничего, кроме тайного завороженного взгляда на ее грудь и иногда пары случайных взглядов на округлое бедро во время подъема по трапу. Миранда хотела быть абсолютно уверена в выбранном ею союзнике и должна была убедиться, что всем кандидатам предоставлены равные шансы. По отрывистым приветствиям, которые Фолуорт получал от офицеров и матросов на палубе, было видно, что его не слишком любили, – очко в его пользу. Он пользовался расположением капитана – и это тоже было на руку Миранде. Она понимала, что его преданность зиждется на амбиции и жадности, а это делает его замкнутым человеком, – уже два очка в его пользу. До сих пор его единственным недостатком была чрезмерная возбудимость. Человек, у которого мозги между ног, не мог думать ни о чем другом, а Миранде нужны были гарантии, что ее союзник будет достаточно уравновешенным человеком, чтобы суметь организовать ее побег, достаточно хладнокровным, чтобы вести себя разумно, если потребует ситуация, и в то же время достаточно пылким, чтобы заслужить награду, которую она готова была ему даровать.

Янтарные глаза взглянули на офицера, по воле случая оказавшегося рядом с Мирандой. Адриан Баллантайн – от одного имени у нее по спине побежали мурашки. Золотоволосый, широкоплечий, с тонкой талией и узкими бедрами, он обладал таким количеством мускулов, которые заставляли женщину почувствовать его власть, а его сдержанность приводила к мысли, что он совершенно точно знает, как пользоваться своими мозгами, где бы они ни находились.