Рамсей отдавал себе отчет, что будет великим счастьем, если удастся вывезти хотя бы треть. Дело в том, что Дюнкерк, единственный пригодный для эвакуации порт, был захвачен немецкими танками, и вывозить предстояло с абсолютно не оборудованного побережья, причем к большинству суденышек солдаты смогут подойти по горло в воде, если вообще не вплавь. А как прикажете в такой ситуации вывозить раненых?!

Но самым страшным было то, что флот не мог оказать им поддержки — проклятое мелководье не позволяло подойти кораблям с большой осадкой. А стоять на якоре и потихоньку забирать людей со шлюпок и катеров было безумием — транспорт не простоит и часа, как будет утоплен германскими пикировщиками. Можно, конечно, задействовать два десятка эсминцев, но потери, боже, какие будут потери?!

Адмирал скривил губы в горькой ухмылке — после той войны все мониторы, за исключением двух, вооруженных тяжелыми 15-дюймовыми орудиями, пошли на разделку. Ах, как бы они сейчас пригодились! Ведь их специально строили для боев на мелководье вдоль всей Фландрии. Эти три десятка мониторов просто смели бы с берега огнем своих мощных пушек зарвавшихся немецких танкистов, ворвались бы в порт и на раз-два провели эвакуацию. Но чего нет, того уже нет. И не обвинить их лордства в допущенной ошибке — кто тогда знал о таком будущем?! А содержание первого в мире флота накладно даже для богатой империи, которую и так разорила долгая четырехлетняя война.

— Ну что ж, пора начинать «Динамо», — пробормотал адмирал и усмехнулся. Название для этой операции придумал сам премьер-министр, сэр Уинстон Черчилль. Везунчик! И пусть твоя удача хоть частично перейдет на эти утлые челны, которым предстоит совершить невозможное!

«Фельзеннест»

Андрей не сразу сообразил, что происходит. Вроде он стоял напротив Остера, ожидая выстрела, а тут перед ним внезапно выросла широченная спина, полностью перекрыв ему обзор. Родионов высунул нос за мощное плечо и все понял. Реакция у вчерашнего боксера оказалась изумительной — за доли секунды Макс Шмеллинг заслонил его собой.

Полковник Остер лежал на полу, согнувшись в три погибели, закатив глаза к потолку, бледно-кровавый. Бледный потому, что был без сознания, а из расплющенного богатырским ударом носа, словно из брандспойта, хлестала кровь. Полный нокаут!

— Айн, цвай, драй…

Ерническим тоном Андрей начал отсчет, принятый на ринге, совершенно забыв в ту минуту, кто он и где находится. Его обуревала непонятная радость, внезапно захотелось даже петь. Такое состояние ему было знакомо — еще с Афгана, когда чудом избежал смерти, выбравшись из горящего танка, что подорвался на нехилом фугасе и получил еще пару попаданий из РПГ.

— Мой фюрер, — тихо пророкотал голос боксера, — считать не нужно, господин полковник будет долго в беспамятстве.

— Да, конечно, — задумчиво пробормотал Родионов, глядя на крепкий и внушительный кулак боксера. Приложит таким — мало не покажется. Но то эмоции — а взглядом он обвел оцепеневших людей, напомнивших ему финальную сцену «Ревизора».

И тут все замельтешило перед глазами, словно пленку просмотра перевели на ускоренный режим. Трое плечистых парашютистов в голубоватой форме люфтваффе сомкнулись вокруг него — их взгляды не сулили собравшимся ничего доброго. Еще двое десантников с обер-лейтенантом, что командовал планеристами при захвате неприступного бельгийского форта, занялись Остером, и вскоре на ладони офицера лежал небольшой пистолетик.

— Он хотел стрелять в вас, мой фюрер! Иуда! — с рычанием в голосе произнес молодой офицер и сделал энергичный жест рукой. Андрей сразу не понял, к чему такое рукомахательство, но через секунду все прояснилось. А ведь зря говорят, что немцы педанты и не любят проявлять инициативу. Как бы не так — десантура германская явно из другого теста слеплена.

Два парашютиста дружно навалились на еще одного полковника абвера, что с бледным лицом стоял среди награжденных и зачем-то сунул руку в карман. Секунда — офицеру уже заломили руки, весьма профессионально, куда там родной московской милиции. Вот только вместо ожидаемого пистолета из кармана вытянули большой носовой платок — полковник просто хотел вытереть вспотевшее от переживаний лицо.

Андрей усмехнулся — а еще говорят, что у разведчиков железобетонная выдержка. Щас! В общаге среди нищих студиозов было популярно одно высказывание — все мы люди, все мы человеки.

— Мой фюрер! Небо хранит вас для рейха!

Геринг прямо лучился самодовольством, растопырив руки, словно это он прикрыл фюрера от смертоносного свинца. А толстые губы сложились таким умилительным сердечком, что Андрея передернуло.

«Да уж! Боров свою выгоду носом чует, его же парашютисты. Ишь как на Шмеллинга глянул, словно золотишком осыпал. Теперь у мужика карьера резко в гору пойдет», — мысль в голове пронеслась стремительно, и Родионов, в свою очередь, положил ладонь на широкое плечо Шмеллинга.

— Благодарю вас, Макс!

— Это мой долг — защищать Германию и фюрера! — внушительно ответил боксер, и Родионов понял, что дальнейшие благодарности будут неуместны, они только станут обидными для парашютиста.

— Хорошо. Вы настоящий солдат, Макс, — тихо произнес Андрей, убрал руку с плеча верзилы и пошел к невысокому худому адмиралу, что выделялся среди собравшихся несколько бледноватым лицом. Еще бы — у этого выдержка на высоте, четверть века в разведке, всякие коллизии видел. Вот только губа у адмирала чуточку дрожала — Канарис явно чувствовал себя не в своей тарелке. И было отчего…

— Это же прелестно, господа, — Андрей решительно перешел ко второму акту Мерлезонского балета. — Глава военной разведки рейха сам является шпионом. Ведь так, адмирал Канарис?!

— Мой фюрер, — голос моряка был тверд, а взгляд словно резанул алмазом по стеклу. — Это какое-то чудовищное недоразумение! Я не ожидал, что полковник Остер…

— Оставьте, адмирал, ваши отговорки. Ваша карта бита, любитель двуликого Януса. Это же ваш кумир?! Бог лжи и обмана. Так ведь, Канарис?! Я про вас много знаю. А господа генералы сейчас послушают. Помолчите, адмирал, меня не интересуют ваши гнилые отмазки!

Взгляды собравшихся генералов буквально впивались в моряка. И существуй пирокинез, Канарис уже бы сгорел факелом, рассыпавшись в кучку пепла. Но держался молодцом, взгляд не отвел, только маленькие капельки пота, выступившие на лбу, выдавали сверхчеловеческое напряжение. Главу разведки можно было понять — он сейчас глядел в глаза собственной смерти, ведь фюрер не шутил, его голос был преисполнен лютой злобы.

Но что мог предпринять маленький тщедушный адмирал, которого с трех сторон обступили крепкие парашютисты, вперив в него голодные волчьи взгляды. Одно неосторожное движение — и его разделают, как Остера, а с заломленными руками исчезнет последняя надежда оправдаться, пусть она и прискорбно малая.

— Понимаете, господа генералы, но вещь необыкновенная, — Андрей нагло ухмыльнулся. — Глава нашей военной разведки уже давно и очень плодотворно трудится на британцев. Помолчите, Канарис, иначе вам заткнут рот. А я расскажу занятную историю, господа, которая началась очень давно. Тогда наш адмирал был еще лейтенантом и служил на крейсере «Дрезден», что стоял стационером в Латинской Америке. Это было более четверти века тому назад, когда началась война…