приедет наш работник, но, чтобы не терять время, хочу на твой фотик поснимать этих троих. В одиннадцать спустись в холл, заодно посмотришь, как ведется допрос. Хочешь?

– Допрос? Конечно! – обрадовался я.

Вот это был настоящий подарок. Даже если они не дали бы мне опубликовать материал, это не имело большого значения, так как я понимал, что меня ожидает беспрецедентный опыт. Допрос настоящих предполагаемых убийц! И тут я задался вопросом:

– А их можно допрашивать?

– В смысле?

– Ну, адвокат, туда-сюда…

– Какой тут на хуй адвокат! – фыркнул Заур и опять хлопнул дверью.

А я подумал: и вправду, кто тут вообще что-либо знает о своих правах.

Когда я вернулся в номер, стрелки настенных часов показывали почти три. Я зарядил телефон, напомнил семейству о своем существовании, вкратце описал маме ситуацию. Выслушал лекцию на тему, как важно помнить о том, что, если твои родители еще живы, будь добр писать им хотя бы иногда. Затем я вышел на балкон, чтобы просто подышать и еще раз взглянуть на мрачные здешние горы. На самом деле они были обычными – величественные, красивые гигантские скалистые глыбы, покрытые снегом, но в свете последних событий мне виделись в них лишь беспросветный мрак, обреченность и жестокость.

Дверь соседнего балкона жалобно скрипнула, и на него вышли первый, бородатый, и третий, бритый, охотники. Бородатый протянул товарищу сигареты, потом их взгляд упал на меня.

– Ассаламалайкум! – произнес бородатый с явным акцентом, видно позабыв, что мы только что здоровались.

– Валейкум салам, – ответил я как-то слишком по-городскому. Надо было скопировать интонацию Заура, тогда бы я не выглядел совсем жалко.

Проиграв словесную дуэль, я быстро отвел взгляд и тем самым проиграл вторую. Попытался смотреть куда-нибудь в никуда, но боковым зрением видел, что охотник продолжает смотреть в мою сторону.

– Ле, – произнес вдруг он.

Я обернулся, свет из их номера освещал половину его лица, и, пожалуй, увидь я такого мужика в темном переулке с ножом в руках, скорее всего, развернулся бы и дал деру.

– Маарулав вугищ? [Ты аварец?]

– Я? А, нет, я журналист, – ответил я.

Ситуация напомнила сцену из старой дагестанской комедии. «Вы очевидец? Нет! Я даргинец! Уха-ха-ха!» Только мой собеседник не ржал. Он даже не задумался над тем, как я его понял, и над тем, что с незнакомцем, наверное, все-таки лучше начинать разговор на русском языке.

Охотник нахмурился, обдумал что-то, а потом уточнил:

– Телевидение, что ли?

– Да, да. Точно. Телевидение, камера. – Я показал ему воображаемую камеру на плече, будто общаюсь с неандертальцем.

Мне стало неловко, ведь он, вероятно, отлично меня понял с первого раза, а мои потуги могли лишь оскорбить его и говорили скорее о том, что я страшно нервничал.

– Очень жалко, – сказал он.

Я не совсем понял смысл этой фразы, а в таких случаях я обычно начинаю задавать дополнительные вопросы. Как рассказывала мама, с самого детства я докапывался с сотнями вопросов, пытаясь понять суть той или иной вещи, слова или действия. Она говорила: «Отец от твоих вопросов лез на потолок».

– А? – переспросил я.

– Семья. Жалко, – спокойно ответил охотник и ругнулся в воздух на аварском языке. Что-то связанное с половыми органами животных и матерью (вероятно, содеявшего этот кошмар).

– Да, – ответил я, не зная, что надо сказать.

Бородатый попросил еще сигарету, и бритый, стоявший рядом, передал ему пачку, а потом, взглянув в мою сторону, устало помотал головой и ушел в номер. Бородатый тоже посмотрел на меня и протянул мне пачку, едва слышно издав звук «м-м?».

– А, нет, не курю, – сказал я, улыбнувшись, и в ответ получил одобрительный кивок. На этом, как мне показалось, наш разговор себя исчерпал. Я как можно вежливее произнес: – Прохладно. Пойду.

И в тот момент, когда я взялся за дверную ручку, он сказал:

– Мы никого не убивали.

Я посмотрел в его сторону.

– Мы рано утром проснулись и пошли сразу в лес.

– Да я… просто снимаю… – начал мямлить я, пытаясь оправдать свое присутствие здесь, в этом селе.

– Не убивали.

– Я понял. Да…

Я быстро вернулся в номер, но теперь был на все сто уверен, что охотники не убийцы. Не знаю, откуда взялась такая уверенность. Я просто взглянул в глаза их главного и увидел это. Несмотря на то что каждый день эта мрачная троица лишала жизни волков, стреляла и резала, это были просто сельские мужики, которые могут повздорить между собой, а могут и с другим мужиком, и да – такое может закончиться поножовщиной, всякое бывает. Но женщина – это другое. Девочки – это другое.

Я сбросил с себя одежду и собирался нырнуть под одеяло, когда услышал разговор на повышенных тонах за стеной – в комнате охотников. Разобрать ничего не удалось, но мне не показалось, что это ругань и крики, скорее, просто спор или свойственный многим дагестанцам шумный разговор с передачей всевозможных эмоций через громкость речи, удары кулаком по столу и тяжело произносимые непереводимые горские слова-паразиты.

Лежа в постели, я смотрел в окно. В голове крутились три слова: «Угораздило же меня». В надежде, что кошмары с участием жертв не повторятся, я закрыл глаза и почти сразу уснул.

Разбудил меня грубый стук в дверь. Оглядываясь, я автоматически вскочил, посмотрел в окно, было светло. На часах 11:07. Натянув джинсы, я открыл дверь. Передо мной стоял парень лет тридцати, которого я видел в компании Заура.

– Салам алейкум, Заур спрашивает, когда ты спустишься.

– Сейчас умоюсь – и готов. Валейкум салам.

Парень без особого интереса развернулся и потопал дальше. Я спросил вслед:

– А куда мне?

– Фойе внизу, – ответил он не очень приветливо.

Я и сам знал, что фойе находится внизу.

Я умылся, хорошенько прополоскал рот, так как зубной пасты не было, поскольку не было и планов остаться в селе на ночь.

В фойе находилось несколько незнакомых мне человек: одна женщина, несколько сельских мужиков, и у всех как на подбор мрачные выражения лиц. Впрочем,