18

Я застываю, тупо рассматриваю старую подёртую дверь и боюсь толкнуть её, чтобы зайти в комнату. Там Влада. И нам предстоит тяжёлый разговор. Как подобрать правильные слова и не причинить боль человеку, который тебе дорог? Наверное, такое просто невозможно. Я — предательница, и ничто уже этого не изменит.

Отрываю дверь трясущейся рукой. В комнате темно. Соседки ночуют у своих парней, так что нам с Владой никто не помешает. Да только подруга, кажется, спит. Я достаю телефон, включаю фонарик и подсвечиваю себе дорогу до кровати. Сажусь на неё, морщусь, когда раздаётся тихий скрип. В общаге ужасная мебель, всё на ладан дышит, но других вариантов нет: или спи на развалюхе, или покупай свою кровать.

Со стороны кажется, что Влада спит. Она лежит на боку, укрывшись одеялом, телефон выключен, наушников тоже я не замечаю. Надо бы порадоваться, что разборок удалось избежать, но на душе муторно. В области сердце давит и ноет, интуиция подсказывает, что не может быть всё так просто. Влада оставила нас с Тимуром, вернулась в общагу и спокойно заснула? Да ну, бред какой-то. Либо она совсем безэмоциональный человек, либо хорошо притворяется.

На свой страх и риск я тихо говорю:

— Влад, нам нужно кое-что обсудить.

— Нам нечего обсуждать, — сразу же отвечает она.

— Я хочу объяснить… Ты могла неправильно всё понять, — бормочу невнятный бред и сама на себя злюсь. Ну сколько можно быть размазнёй?

— Неправильно? — она резко садится, сбрасывает с себя одеяло и включает настольную лампу.

Её лицо бледное и будто осунувшееся, глаза подозрительно блестят, волосы растрёпаны. Я вижу следы от туши на щеках, видимо, она не до конца смыла косметику. Влада смотрит на меня обвиняюще и произносит то, отчего моё сердце ухает в пропасть.

— Я думала, мы подруги…

— Но мы и есть подруги! Я совершила ошибку, но больше этого не повторится! Мне было страшно сказать тебе о Тимуре и о нашем общении. Боялась, ты не поймёшь. Расстроишься, пошлёшь меня не небо за звёздочкой, не знаю. Боже, — я за голову хватаюсь, голос дрожит и рвётся натянутой струной. Мне тяжело выносить осуждающий взгляд Влады, но она права, она во всём права. — Я знала, что ты тяжело переживаешь расставание с Тимуром, поэтому всё прекратила. Заблокировала его номер. И готова была забыть о нём навсегда. Я говорю правду, Влад.

— Да не в Тимуре же дело, блин!

Я на секунду дар речи теряю.

— А в чём тогда?

Она качает головой, резко встаёт и начинает ходить по комнате.

— В нашей дружбе. Неужели ты ничего не понимаешь? Да срать мне на этого Тимура и на наше с ним прошлое! Я бы поддержала тебя, если бы ты сразу всё мне рассказала. А так получается, что меня дурой выставили два самых близких человека в моей жизни.

— Я этого не хотела…

— Но сделала! Сколько дней ты мне врала? Или недель? Может, даже месяцев? — недобро усмехается она.

— Я хотела, чтобы Тимур стал моим другом. О чём-то большем даже не думала…

— Смешно, — качает головой Влада. — Ты настолько неопытна, что не можешь влюблённость от дружбы отличить? А как же Генрих? Или про него ты тоже врала?

— Нет! Я действительно верила, что влюблена в него. Но после встречи с Тимуром чувства куда-то исчезли.

— Ясно, — Влада тяжело вздыхает, садится на кровать и закрывает ладонями лицо. Я хочу подойти к ней, обнять, но понимаю, что сейчас это будет неуместно.

— Поверь, я не хотела тебя обманывать, но так получилось.

— Детские отмазки, — раздражённо отвечает Влада. — Настоящие друзья никогда не врут, ничего не скрывают и не общаются с твоим бывшим за твоей спиной! Я тебе доверяла, Ань, а ты мне нож в спину…

— Прости, — выдавливаю из себя. Слёзы льются из глаз, обжигают щёки, одинокими каплями скатываются по подбородку. Громко всхлипываю, просто не могу сдержаться! — Ты права, я должна была всё сказать в первый же день. Но не смогла.

Тишина давит на виски, заставляет моё сердце болеть ещё сильнее, стучать ещё громче! Я задыхаюсь от рыданий, слёзы застилают глаза, мне страшно увидеть разочарование в глазах Влады, а оно там по-любому есть! Что же нам делать дальше? Она говорит, что приняла бы наши с Тимуром отношения. Если бы я это знала, то ничего бы не скрыла. Но назад уже не повернуть, да и мысли чужие я читать не умею. И, видимо, совсем не знаю людей. Вечно ошибаюсь. Сначала Генриха чуть ли не божеством считала, теперь вот реакцию Влады предугадать не сумела.

— Ань, мы больше не сможем быть подругами. Завтра я пойду к коменданту и попрошу, чтобы меня переселили в другую комнату, — звучит суровый приговор.

— Зачем? Я не хочу! Не делай этого, пожалуйста, — жалобно прошу.

— И сегодня я переночую в каком-нибудь хостеле. Не собираюсь продолжать этот пустой разговор, да и тебя видеть не хочу, — её голос совсем не дрожит, лицо напоминает каменную маску.

Влада находит сумку, бросает туда какие-то вещи, затем из шкафа достаёт куртку и одевается. Я смотрю на неё, никак не могу поверить, что это конец. У меня больше нет близких подруг, я теряю единственную и самую лучшую!

— Подожди. Не руби с плеча. Влад, ты мне очень дорога, я не могу тебя потерять… Как же я тогда буду?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— У тебя теперь есть Тимур, — хмыкает она, зашнуровывая кроссовки.

— Но это же другое… Хочешь, я поговорю с Тимуром и всё закончу? Если это цена нашей дружбы, я готова.

— Я подобных жертв не прошу, не нужно выставлять меня монстром, — тихо произносит Влада. Задерживается на мне взглядом, дёргает головой и поджимает губы: — Я дружу только с теми, кому могу доверять. К тебе это больше не относится.

Она разворачивается, открывает дверь. Я громко всхлипываю, зову её по имени, но это не действует. Влада уходит.

19