Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже! – Кэт была готова разрыдаться. – Я проклята… Меня сглазили… Этого не может быть. Люди! Кто-нибудь! Помогите! Охрана!!
Крик эхом прокатился по залу. На помощь никто не пришел. Второй этаж словно вымер. Здесь правда кто-то сидел, когда она притащилась сюда с багажом. Кто-то серый, незапоминающийся. Этого кого-то теперь не было. С ним испарилась ее сумка. В ней деньги. Ключи от дома, от машины. А главное. Ужас! Блокнот с зарисовками. Фотография!!!
Она сжала пальцами виски. Голова разрывалась. Зарисовки. Их нет. Ундины нет… Что делать? Собраться. Не паниковать. Билет и паспорт лежат в кармане толстовки, а это уже кое-что. Хорошо, что она не переложила их в сумку. Значит, перспектива улететь домой утренним рейсом реальна. Но есть еще одна не менее реальная перспектива – провести ночь в аэропорту. Денег нет даже на вшивый хостел.
– Сэм! – вспомнила Кэт и едва не подпрыгнула от радости. Сэм! Ее лучший друг Самуил Цедербаум, проживающий в Нью-Йорке – тот, на кого можно положиться в любой, даже самой дурацкой, как эта, ситуации, – Сёма поможет. Надо только дозвониться. Он со всем разберется.
В ладони была зажата последняя монетка. Единственный шанс дозвониться до друга. Кэт нащупала ее, и, испытав прилив надежды, побежала назад к таксофону.
Сэм взял трубку почти сразу же.
– Слушаю вас, – раздался его глубокий, благородный голос. – Говорите, будьте добры. Я вечно ждать не намерен.
– Сэм! Сэм, это я! – закричала Кэт, – я застряла в аэропорту Кеннеди! Адель не берет трубку! Они с Заком…
– Что вы там томно шепчете мне на ушко? – перебил ее Сэм, – я не Дон Жуан, не люблю, когда шепчут. Извольте изъясняться громко и внятно. Кто это вообще?
– Это Катя! – заорала Кэт, – ты там оглох?! Катя! Слышишь? Достаточно внятно изъясняюсь?!
– Катюха, ты?! – ворчливость из голоса Сэма, как ветром сдуло, – Откуда ты звонишь? Из Шотландии?
– Какой, к чертовой матери, Шотландии? Я в аэропорту Кеннеди! Чем ты слушаешь, Сёма?
Сёма что-то ответил, но череда резких помех заглушила его ответ.
– Я тебя плохо слышу! – крикнула она. И поняла, что у Сэма та же проблема. Снежная буря над Нью-Йорком испортила не только график полетов, но и работу телефонных линий.
– Сэм, – стала она объяснять, как можно более отчетливо и членораздельно, – я прилетела в Нью-Йорк. Меня обокрали, у меня нет денег, Сэм! Помоги мне! Срочно забери меня отсюда! Приезжай!
– Конечно, я приеду! – обрадовался Сэм, – Приеду к тебе в гости на Рождество, как и договаривались!
– Господи, не тупи, милый. У меня нет денег! Слышишь?
– Слышу-слышу! И тебе много денег, Катенька, родная моя! А еще помимо денег я желаю тебе на Рождество любви! Большой и светлой! Со мной!
– Сэм, какая любовь, спаси меня… – простонала она в отчаянии.
– Ничего не слышно, – вздохнул Сэм, – жди, Катюха, сейчас перезвоню на мобильный.
– Не клади трубку, осёл! – чуть не заплакала Кэт, – не смей! Мой мобильный…
Раздались короткие гудки.
– Мой мобильный сперли, – докончила Кэт, – вместе с сумкой.
Денег больше не было. Не было надежд на спасение, на комфортную ночь в нормальной, человеческой постели. И, наверное, можно было особо не рассчитывать на то, что когда-нибудь к ней вернется блокнот с зарисовками и письмом Джона Милле. Блокнот, который она ценит на вес золота.
С трудом осмысливая свое бедственное положение, Кэт еще раз обшарила все карманы. Пусто. Ничего. Она уставилась на таксофон. Таксофон, под завязку набитый монетами… И вдруг ее осенило. Кэт вспомнила! Рассмеялась.
Далекое питерское детство. Аллея, таксофон у поребрика. Немного другой, чем этот, Нью-Йоркский, но все же таксофон. У таксофона стоит отец.
– Бывают случаи, Катюшка, – говорит он, наклоняясь к ней, – случаи, вот как сейчас. Когда позвонить не на что, но позарез надо. Потому что, в противном случае, наша мама снимет с папы шкуру. Мы этого не хотим, да, доча? А значит, сжимаем руку в кулачок – вот так. И посильнее стукаем сюда! Смотри!
Папка, быстро оглянувшись, долбит по крышке таксофона кулаком. Из недр телефонного автомата начинают звонко сыпаться монетки. Дочка заливисто смеется, глядя, как папаша с мальчишеским энтузиазмом выгребает и распихивает по карманам добытый клад.
– Ясно, пап, – кивнула Кэт, – спасибо за науку.
И решительно грохнула кулаком по таксофону. Нью-йоркский таксофон однозначно отличался от того питерского, и не только внешне. Он никак не отреагировал на удар. Будучи настоящим американцем, с деньгами расставаться не пожелал.
– Н-на!.. – Кэт ударила посильнее.
Тот же результат. Руку себе можно поломать, не добыв ни цента. Особо не думая, она сняла трубку и принялась долбить ею по корпусу телефона-автомата.
– Эй, вы что творите?! – донеслось из-за спины.
Кэт оглянулась.
Охранник в синей форме приближался со стороны уборной. Она водрузила трубку на место, сделала шаг в сторону от таксофона.
– Ничего, – сообщила Кэт с невинным видом, пряча руки за спину.
– Вы пытались сломать аппарат, – резонно не поверил ей охранник, – зачем, леди?
– Он сожрал мою последнюю денежку, – соврала Кэт, – а позвонить не дал! Это справедливо, по-вашему?
– Сожрал денежку? – переспросил охранник, подходя, – и вы пытались выбить ее из него. Подождите-подождите… Вы совершили попытку ограбления таксофона нашего аэропорта?
– Притормозите, офицер, – перебила Кэт, – никаких попыток я не совершала. Это меня ограбили. У меня украли сумку. Может, поищите? Это произошло здесь, в этом зале, минут пять назад…
– Знаете ли вы, что вам светит, леди, за порчу общественного имущества? – полицейский ее жалобу расслышать не пожелал, – про попытку ограбления я вообще промолчу. Сомневаюсь, что вы отделаетесь только административным штрафом.
– Вы туги на ухо, офицер? Прислушайтесь. Я лишилась имущества. Где вы были пять минут назад, когда меня грабили?
– Без оскорблений, дорогуша, – он отстегнул от пояса наручники, – пройдемте со мной в отдел охраны. Или мне силой вас повести?
– Вы совершенно глухи, офицер, – сочувственно покачала головой девушка, – Как тетерев.
– Пойдем по-хорошему, грубиянка! Давай сюда руки. Я тебе общественно-исправительные работы обеспечу, не сомневайся!
– Очень интересно. Вам нужны мои руки, говорите? Вот они, держите.
Она послушно вытянула руки перед собой. Охранник, довольный исходом дела, шагнул к ней, чтобы защелкнуть наручники на запястьях. Но девица вдруг сильно толкнула его в грудь. Он отшатнулся, засеменил назад, и, не сумев удержать равновесия, грузно плюхнулся на зад.
– Ха! – воскликнула она. – Это ты-то на меня наручники наденешь? Поймай сначала, увалень!
– Вот, стерва, – закряхтел полисмен.
Видя, что он поднимается, она взвизгнула и помчалась прочь. Оценив ее грацию горной козы и такую же скорость бега, мужчина понял – догнать беглянку вряд ли удастся. Схватился за рацию.
Выйдя из