нарисовало перекошенную от злости рожу профессора, его огромный, как нефтяная бочка, кулак, несущийся аспиранту точно в лоб… Отогнав страх в дальний угол души, Лайонхарт, ступая осторожно, как по тонкому льду, двинулся на звук. Его руки, липкие от пота, сжимали палку так крепко, что казалось, она могла переломиться.

Раздался шорох и стук, а скулеж сделался громче, взлетев до протяжного стона. Может, собака пыталась забиться поглубже, но не пролазила между плит? Поняв, что она напугана еще сильнее, чем охотник, Ричард немного осмелел. По его спине прошла дрожь, сердце загрохотало кузнечным молотом. Теперь он нарочно крался медленно, но так, чтобы его шаги были слышны. Аспирант физически чувствовал волны страха, исходившие от щели, куда забилась тварь, и от этого его кровь быстрее струилась по жилам.

Фантазия рисовала сладостные картины того, как он мощно, с оттягом дубасит несчастную собаку палкой, а потом, обливаясь потом, волочит ту наружу. Яркий свет и тяжелый, но одобряющий хлопок ладони Химмелькнакера по плечу, а потом тварь, уже с ободранной шкурой, жарится на той же палке. Волшебный аромат жарящегося мяса щекочет ноздри. От таких мыслей во рту натекло целое озеро слюны, а живот свела мучительная судорога. Ничего, надо лишь чуть-чуть потерпеть. Вот, сейчас…

Сзади раздался глухой шлепок, и пол слегка вздрогнул. Резко обернувшись на звук, Ричард замер. Перед ним, всего ярдах в трех, в темноте висело белесое пятно, в верхней части которого светились красным, будто раскаленные угли, два круга. Лайонхарт не мог толком разглядеть, что это такое, но в его животе будто задула лютая стужа. Он не в силах был пошевелиться, а лишь мелко дрожал, чувствуя, как за шиворот ручьями струится холодный пот. Азарт и браваду как ветром сдуло.

— Лайонхарт, maledicta cochlea, [ «улитка проклятая» — лат.] ну что там у вас? — донесся приглушенный окрик. — Прибили собаку? Можете ее вытащить?

Белое пятно сместилось в сторону, позади него обнаружилась темная масса. Послышался скрип и цокот, и это неизвестно что издало странный звук — смесь бульканья и квохтанья. Удивительно, но отчасти это напоминало женское причитание.

Ричард откуда-то знал, что если он хотя бы шевельнется — ему крышка. Но все же, собрав все свое мужество, он выкрикнул:

— Профессор, берегитесь! Тут… оно это… может…

Нечто подпрыгнуло, оказавшись не более чем в полутора ярдах от Лайонхарта, и тот ощутил волну трупного смрада. Может, это дыхание монстра? Но тут неведомого врага отвлек голос профессора:

— Вы там напоролись на кого-то? Держитесь, я сейчас приду!

Раздались глухие удары, потом звук осыпающихся камней. Первозданный хаос из обломков, под которыми пролез Ричард, расчистился и темноту рассек широкий луч света. Стены небоскреба вздрогнули, и кусок то ли камня, то ли коры отвалился от одного из окон, после чего сквозь пыльное стекло в зал заглянуло солнце. Через несколько секунд, расталкивая руками-колоннами камни, в зал пробрался Курт. Выпрямившись во весь свой десятифутовый рост, он спросил:

— Ну, чего тут стряслось? Я… — вдруг он осекся.

Теперь, когда стало светлее, они смогли рассмотреть. Окруженное клубами танцующей в солнечных лучах пыли, посреди зала сидело причудливое существо. У него было массивное, почти кубическое туловище, плотно замотанное в темное рубище. К нему, точно болт необычной формы, напрямую — без всякой шеи — была прикручена голова размером с крупный валун. Роскошная грива смоляно-черных волос неряшливыми клочьями свисала с нее почти до пола. Морду тварь закрыла передними конечностями: выше локтя покрытыми перьями, а ниже — чешуей. Они походили на увеличенные копии орлиных лап. Острые когти на них не сулили ничего хорошего. Задние лапы, которые существо подогнуло под себя, напоминали медвежьи.

Два человека глядели на эту тварь, забыв дышать, наверно минут пять. А потом существо, издав уже знакомый, булькающе-кудахтающий звук, опустило «руки». И мужчины потрясенно ахнули. Морда, вернее лицо, было женским! Просто поразительно, что такой урод позаимствовал лицо у вполне симпатичной девушки с азиатскими чертами. Впрочем, две детали портили лик красотки: очень бледная, почти как у трупа, кожа и алые глаза, заставлявшие вспомнить о сигнале светофора. В них металось пламя ненависти.

— Та-а-ак… — тихо и неуверенно протянул Химмелькнакер, медленно отступая. — Убираемся…

Он поманил Лайонхарта, и тот попятился, но то ли с перепуга, то ли из-за неверного освещения споткнулся. С грохотом шлепнулся на груду камней, а один булыжник, вертясь, отлетел к существу. Это стало драматическим промахом. Издав пронзительный клекот, тварь огромным прыжком сиганула на Ричарда! Аспирант, завизжав, будто свинья на бойне, попытался отскочить, но какая-то железяка зацепилась за его штаны. В итоге чудище плюхнулось прямо на него, вспоров кривыми, вроде орлиных, когтей куртку и рубашку, располосовав до крови спину. Извиваясь как уж, Дик истошно заверещал, молотя тварь палкой по башке и плечам. Впрочем, толку было мало: монстр, не меняя того же, холодно-мрачного выражения огромного лица, принялся цепко осматривать аспиранта глазами-фарами. Похоже, найдя его аппетитным, тварь раздвинула алые, резко выделяющиеся на молочно-белой коже губы твари. Острые клыки не сулили ничего хорошего.

Курт, оправившись от первой растерянности, нервно глянул по сторонам. Подхватил несколько камней и кинул в чудище, попав тому точно в висок. Наверно, удар был сильным, но монстр никак не среагировал, а другого оружия найти не получалось. Тогда, громко зарычав, Химмелькнакер широкими прыжками подскочил к монстру, принявшись изо всех сил молотить его тяжелыми кулаками. По голове, по туловищу, по лапам, по чему попало. Эти удары могли свалить медведя, но Курту казалось, что он бьет по гранитному валуну и руки пронзали молнии боли. Однако кое-какого эффекта он добился: чудище, забыв о добыче, обернулось к нему, и в следующий миг с пронзительным визгом атаковало. Оно встало на дыбы и его передние лапы замелькали в воздухе так быстро, что размазались в две полосы. Острая боль пронзила грудь и живот Химмелькнакера, он отступил, закрывая лицо руками. Монстр метнулся следом, обрушиваясь на врага всей своей массой.

Praefuitne legatus legioni! [ «легионеры бьются до конца» — лат.] — порычал Курт, и, не придумав ничего лучше, крепко обхватил монстра, точно старого друга.

Тварь забилась в его медвежьих объятьях, но вырваться не могла, да и ее когтистые лапы лишились свободы маневра. Лишь чешуйчатые пальцы сжимались и разжимались, вспарывая когтями кожу профессора. Химмелькнакер морщился и скулил, кровь стекала с его размочаленной груди на пол ручьями, но он лишь крепче сдавливал струбцины рук. Лайонхарт мог только наблюдать за этим, ведь страх вдавил его в холодный камень пола, не давая подняться.

В какой-то момент колени профессора задрожали