— Твой отец не мог поступить иначе, Джек, неужели ты этого не видишь? Ты его сын, и он не мог допустить, чтобы тебя терзали хоть на мгновение дольше, чем это было необходимо. Любой отец на его месте поступил бы точно так же. Я уверена, что ты это понимаешь.

— Конечно, сейчас я это понимаю. Но тогда… Долгие годы мои отношения с отцом были натянутыми, очень сложными. Чтобы понять это, необходимо быть его сыном. Когда-то я его идеализировал. Во всем, за что он брался, он достигал успеха. И я хотел быть таким, как он. Но когда мне исполнилось пятнадцать лет и наступило время доказывать, что я могу быть таким, как он, во всем без исключения, я не смог этого сделать. С тех пор он всячески давал мне понять, что я недостаточно хорош, недостаточно мужественен. В его глазах я просто недотепа, потому что предпочитаю футбол регби, а когда мне предложили на выбор Оксфорд и Кембридж, я поступил в Оксфорд, хотя он учился в Кембридже. Впрочем, я так и не стал лучшим на курсе. Я последовал по его стопам, стал юристом, но отказался от его помощи, когда занялся поисками работы. Вот почему я пришел в ярость, когда он вмешался в нечто, чего он никак не мог понять, но что было для меня абсолютно необходимо. Он решил, что вправе контролировать ситуацию, а заодно и мою ничтожную жизнь. Мне хотелось его убить. Но в то же время я хотел, чтобы он… ну, собственно, кто угодно… обо мне позаботился. Я был одновременно растерян и зол. Я не сопротивлялся, когда они с мамой собрали кое-что из моих вещей и забрали меня к себе. Они взяли на себя организацию похорон, в день которых контролировали каждый мой шаг. Они говорили мне, что я должен делать, что говорить, где стоять, кого благодарить за соболезнования. Я вообще не думаю об этом дне как о дне похорон Евы, потому что все было совершенно не так, как хотела бы она.

— В каком смысле?

— Все было так напыщенно и демонстративно. И еще, у нее совершенно не было родных, зато на похоронах присутствовало множество людей, с которыми она была едва знакома. Состоялась служба, на которой читали молитвы и пели церковные гимны. И это при том, что за свою взрослую жизнь она ни разу не переступила порога церкви. Но я был благодарен родителям за то, что мог просто исполнять роль убитого горем мужа и ни в чем не участвовать. Я сидел в стороне, во всем черном, кивал, пожимал руки и пил чай.

— Ты не исполнял роль убитого горем мужа. Ты им был.

— Я имел в виду, что мое поведение полностью соответствовало представлениям людей о том, как должен держаться убитый горем муж. Хотя на самом деле я был там только потому, что у меня не было выбора. Я не мог попрощаться с ней так, как мне того хотелось. Я это сделал позже, когда в годовщину нашей свадьбы пошел на Бартоломью-сквер. Я сидел на скамье и наблюдал за молодоженами. Эти люди только начинали свою совместную жизнь, а я вспоминал, как это было у нас. Именно в тот день я попрощался с Евой.

— Вас расписали в Брайтоне?

— Да. Я уже упоминал, что она избегала всякой показухи. Мы хотели, чтобы наша свадьба была очень скромной, без всякой суеты. Ева была в платье, купленном много лет назад, и кроме нас там было всего двое людей — наши друзья Грейс и Руперт.

В сравнении с Евой, к которой Джек испытывал такую любовь, я почувствовала себя совсем ничтожной. Когда она его покинула, он был готов страдать вечно. Когда она была с ним, их отношения были близкими, доверительными, защищенными от чужих взглядов. Я ни за что не подумала бы, что человек, подобный Джеку, который водит дорогую машину и одевается почти исключительно в вещи от известных дизайнеров, способен согласиться на такую скромную свадьбу.

Было ясно, что так повлияла на него Ева. Это она извлекла на свет Божий его лучшие качества, заставив его стать тем человеком, которого я полюбила. Должно быть, Ева была необычайной женщиной.

Влияла ли на него подобным образом я? Я видела, что он все еще был очень упрямым. Временами он вел себя демонстративно, всячески выпячивая свою персону и рисуясь. Меня это настораживало. Судя по всему, Еве удалось обуздать эту сторону его натуры. Произошло это сразу или с течением времени?

— Что еще ты хочешь знать? — устало спросил он.

Было видно, что он больше не хочет говорить о Еве. А я больше ничего не хотела знать, потому что внезапно не на шутку перепугалась, осознав, как он любил ее и какое горе до сих пор испытывал. Оно было безмерным, и это означало, что, скорее всего, в его сердце всегда будет слишком мало места для меня. Он постоянно будет пытаться пристроить меня в каком-нибудь уголке возле по-прежнему занимаемого Евой пространства.

— Э-э… ничего, — ответила я. — То есть не то чтобы ничего, просто мы затронули очень серьезную тему. Как насчет того, чтобы поговорить об этом в другой раз?

Джек поднял голову и несколько секунд изучающе всматривался в мое лицо.

— Ты уверена? Я не хочу, чтобы тебе показалось, что я что-то от тебя скрываю.

— Я не думаю, что ты что-то от меня скрываешь. Просто это такая болезненная тема, что, возможно, нам следует немного подождать.

В одно мгновение он очутился на коленях и, нахмурясь, стал вглядываться в мое лицо.

— Ты хочешь сказать, что не выйдешь за меня замуж?

Неужели я намеревалась сказать именно это? Во всяком случае, я этого не осознавала. Но раз уж он затронул эту тему, то, возможно, нам действительно лучше повременить? Мне вдруг показалось, что он не готов к этому шагу. За три года от такой любви не излечиваются. Возможно, от такой любви вообще невозможно излечиться. Зачем жениться, если твое сердце занято другой женщиной?

— Может, нам лучше пока просто повстречаться? Куда спешить? Мы можем продолжать встречаться и…

— В своей жизни я любил только двух женщин, — перебил меня он. — Еву и тебя. Это разная любовь, потому что вы разные. Но, Либби, я хочу, чтобы ты четко поняла: я тебя люблю и хочу провести с тобой остаток своей жизни.

Я медленно и осторожно вдохнула и выдохнула. Я перевела взгляд на холмы и долины, образованные нашими телами на моем белом пуховом одеяле.

— Я не могу сделать вид, что в моей жизни не было Евы, — произнес он. — Точно так же я не могу сделать вид, что ты не являешься самым важным человеком в моей жизни. Я люблю тебя так же сильно, как и ее. Как я любил ее.

— Я ни черта не смыслю в длительных отношениях и понятия не имею, что такое брак, поскольку у меня никогда не было ни того ни другого. Зато я знаю, что я…

— Ты боишься, что я не люблю тебя так же сильно, как любил Еву? Что я не смогу любить тебя так же сильно, потому что все еще люблю ее?

Я опустила голову и кивнула. Мне показалось, что я повела себя, как капризный ребенок, и мне стало стыдно. Моя неуверенность в себе и зависимость от него были слишком очевидны.

— Поверь, она в прошлом. Мое настоящее и мое будущее — это ты. Я не могу переписать свое прошлое, да и не хочу это делать, но… — он придвинулся ближе, взял мои руки в свои и дождался, пока я подниму голову и посмотрю на него, — …я тебя люблю.