и подумал, что лучше бы мне не читать это слово. Может быть, я выбрал неподходящий отрывок для чтения вслух. Я решил зачитать то, что написал о фотографиях Дели семидесятых годов, вдохновившись обзором о Рембрандте, где говорилось об «обращении взгляда вспять». Автор обзора представил, что портреты по ночам, в тишине галереи, оживают, и я последовал его примеру. – Я вижу их, этих зернистых черно-белых застывших на стене пленников бумаги и света. Это призраки – люди на фотографиях, город, сама фотограф. Их бесчисленные «я» выходят из рам и комнат, и они, хоть и кажутся пустыми, полны теней…

Писатель наделил картины Рембрандта зрением, представив, что они наблюдают, как перед ними движутся века, лица, в свою очередь разглядывающие их. Дойдя до конца, я стал читать медленнее, задерживаясь на моей заветной строчке: когда вы стоите и смотрите на них, они смотрят на вас в ответ. Иногда фотография составляет о вас мнение.

Я поднял глаза. Было неприятно видеть, как все смотрят на меня. Я был рад, что закончил. Ева и ее подруга тихо переговаривались; я поймал взгляд Евы, и она улыбнулась. Светловолосый юноша за ними копался в телефоне.

После меня еще один автор зачитал свой отрывок, и все закончилось. Радостно внесли вино, в углу устроили своего рода бар. Люди бродили вокруг него, сжимая в руках бокалы на длинных ножках, и непринужденно, охотно знакомились. Вокруг Сантану и непальского художника собрались компании. Появившись из ниоткуда, Ева коснулась моего плеча.

– Нем, ты был великолепен.

От комплиментов я всегда нервничаю, и в этот раз тоже нервно рассмеялся.

– Ну… спасибо, – сказал я, стараясь хоть как-то проявить любезность.

– Нет, правда. Тамсин тоже так считает, – она повернулась, чтобы быстро представить нас друг другу. Тамсин работала в том же институте дизайнером. – Она делает для нас все эти красивые плакаты и брошюры.

У подруги Евы, как и у самой Евы, тоже были темные волосы – но длиннее, спадавшие на плечи, и сама она была выше, полнее. Что-то в ней напомнило мне о британских женщинах из журналов шестидесятых годов, которые собирала моя бабушка. Русско-красные губы и стрелки «кошачий глаз», облегающие брюки-дудочки и расшитый бисером топ. Я поблагодарил ее за то, что пришла; она очаровательно заметила, что ей очень понравилось, и я не смог определить, откуда она, по ее легкому, но заметному акценту.

– Ты, – я решил ткнуть пальцем в небо, – из Шотландии?

– Близко, – ее губы изогнулись в улыбке. – Я из Корнуолла.

– Ты потом придешь к нам, да? – спросила Ева. Я колебался. Она коснулась моей руки. – Давай, там будет не так много людей.

Я сказал – увидимся. Ева тянулась к людям так, как мало кто в этом городе. Никто не сказал мне, что Лондон тоже может быть ужасно одиноким.

Когда я направлялся к бару, чтобы вновь налить себе выпить, меня позвали. За мной стоял молодой блондин, по-прежнему в зимнем пальто. Судя по всему, ему не терпелось уйти. Зачем тогда, с раздражением подумал я, он вообще сюда пришел?

Он протянул мне брошюру и ручку.

– Не могли бы вы подписать, пожалуйста? – брошюра была раскрыта на странице с моим отрывком. Странная просьба, но кто я такой, чтобы спорить? Разве писатели не раздают автографы?

– Для кого подписать? – спросил я. Кожа юноши была нежной, бледной, покрасневшей там, где ее коснулся холод.

– Для Николаса, пожалуйста.

Ручка замерла над страницей.

– Что-то не так? – спросил юноша, чуть удивленный.

– Нет, вовсе нет, – я подписал, как он просил, с самым беззаботным видом.

– И не могли бы вы добавить: «Неемия»?

Я хотел написать «Нем» – так было короче, и никто не называл меня Неемией. Никто, кроме одного человека.

– Это он тебя прислал?

Мальчик наклонил голову, как птица.

– Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.

– Кто ты?

Вместо ответа он передал мне тонкий белый конверт.

Я стоял, не в силах вымолвить ни слова, и смотрел, как он сливается с толпой. К тому времени как до меня дошло, что нужно следовать за ним, мой быстроногий посыльный был уже у двери. Он толкнул ее, открыл и вышел.

Помню, как Николас впервые повел меня плавать.

Однажды днем мы вышли из бунгало и направились прочь от Ридж-Форест, к Радж Нивас Марг. Мы приближались к городу, шум транспорта и велосипедные гудки становились все громче, и наконец мы пересекли широкое пространство Шам Нат Марг.

– Куда мы идем?

– Почти пришли.

Дорога стала у́же, слева возвышалось белое здание с колоннами, спрятанное в стороне от улицы, защищенное от натиска города широкой лужайкой и пальмами в несколько рядов. Лишь когда он повернулся к воротам, я понял, куда мы направлялись. В пятизвездочный отель. В одно из тех мест, о которых я и мечтать не мог – Дели был четко разделен по уровням богатства и доступа в различные места.

– Ты уверен… – я обвел взглядом свои джинсы, сандалии. Николас был в простой белой рубашке, но кристально чистой и дорогой.

– Конечно, – он коснулся моей руки. – Мы обойдем здание со стороны лужаек. Меня здесь знают… шуметь не будут.

Здесь было удивительно пусто – может, потому что еще не наступил сезон наплыва туристов, а может, новые отели были популярнее. Мы пересекли аккуратно подстриженные лужайки, подошли к небольшой калитке с защелкой. За калиткой расстилался бассейн – ясный, голубой, сияющий. Я никогда не видел ничего прекраснее.

Я разделся, принял душ, тщательно заправил волосы под тугую плавательную шапочку, расправил плавки. Вид у меня был нелепый. Слишком длинные ноги. Плоский, но лишенный мускулов живот. Но я справлюсь, сказал я себе, глядя в зеркало. Я был так благодарен Николасу, что был готов и на это.

Ради него – почти на что угодно.

Когда я вышел, он уже плавал. Как все хорошие пловцы, он своим видом давал понять, что это очень легко. Каждое движение было идеально выверенным: толчок, подъем, вдох, поворот. Я тоже научусь скользить по воде – я не сомневался в этом, пока не подошел к краю бассейна.

– Давай, тут неглубоко, – Николас уже был на другом конце, держался руками за бортики, улыбался.

Ступеньки под водой дрожали, обманывая меня. Меняли форму и положение. Может быть, их там не было. Они были только игрой света и тени. Но мои ноги их нащупали, и я стал тонуть, глубже и глубже, пока – момент паники – не оказался в бесконечном пространстве, прежде чем коснуться дна.

Вода была теплой, доходила мне до груди, касалась плеч.