«Неужели это они убили Рими?» — у мальчика возникли подобные мысли не на пустом месте.

— Флавиан, — Аргий окликнул своего друга, который погрузился в собственные мысли. — Тогда, на празднестве ты сказал, что собираешься в Рэвенфилд, зачем? И скажи, ради Двенадцати, кем был этот мальчик? Его ранили те, кто уничтожил Утворт? Это как-то связано?

Его спутник не уверенно покачал головой, сжимая печать в ладонях.

— Нет, я не могу тебе сказать, — промолвил Сетьюд. — Я не хочу подвергать тебя опасности. Если ты конечно не услышал эту часть разговора с Рими.

Аргий фыркнул и с раздражением покачал головой. Он поджал под себя ноги и облокотился на рядом стоящее дерево.

— Флавиан, как только ты ускакал на Звездочке к матушке, я оставил Лихаса сторожить овец… — и тут Аргий осекся.

Флавиан потупил свой взор, рассматривая в кромешной темноте низкорослые травинки. Лихас. Наверняка брат Аргия был на Пятихолмие, когда черные всадники напали на Утворт.

"Боги, я надеюсь, что Лихас сбежал оттуда подальше", — подумал про себя Сетьюд.

— Я подслушивал ваш разговор, но не полностью, — покачал головой Аргий. Я знал, что этот разговор не предназначался для моих ушей, но я бежал к тебе проверить, что у вас случилось.

Флавиан испугался. Он не помнил всего разговора с Рими и не помнил, когда речь шла о печатях.

"О, всемилостивые Двенадцать", — взмолился Флавиан, понимая, что Аргий подслушал диалог о печатях.

— Значит ты слышал и о печатях, — во рту Сетьюда пересохло, а горло его саднило тупой болью.

Ему хотелось пить.

Аргий кивнул головой.

— Но я и понятия не имею, что это за печати, — ответил толстяк. — Что это такое? Эти всадники, уничтожившие Утворт… Им нужны были эти печати?

На самом деле Флавиан не знал однозначного ответа на этот вопрос, но разум и душа кричала о том, что это предположение верно. Настало время Флавиана печально кивать головой.

— Этот мальчик с Морского Востока, — начал рассказывать Флавиан под аккомпанемент уханья сов и звуков стречков. — Его послал мой дядя, чтобы передать эти печати.

Что-то противоестественное возникло в его душе, когда он взял оба камушка в руку и протянул сжатый кулак в сторону своего друга. Флавиан раскрыл свой кулак и на его ладони показались два небольших абсолютно симметричных камня. Удивительно, но даже без лунного света их идентичные узоры светились каким-то тусклым огненным цветом. Глаза Аргия изучали эти два камня, которые стали причиной гибель его прежнего уклада жизни. Флавиан даже и не успел опомниться, как Аргий схватил одну из печатей и быстро убрал ее в свои карманы. Флавиан вскочил на ноги и отшатнулся от своего друга.

— Эй, ты что делаешь? — Флавиан крикнул, даже не осознавая, что он нарушает тишину и покой безмятежного леса.

Казалось, что в этот момент лошади оторвались от щипания травы и посмотрели вопросительным взглядом на пастуха. Даже сверчки приутихли, наверно испугавшись гневного голоса Флавиан.

— Не кричи, — пытался успокоить своего друга Аргий. — Помнишь предание о том, как Мефиад перевозил в шторм яйца драконов с Гремучих островов?

Флавиан сжал свои руку в кулаки и сам постыдился своей агрессии. Что-что, а нападать с кулаками на своего друга в такой стрессовой ситуации сродни предательству. Хотя он и понимал, что хочет защитить Аргия от этих печатей, но угрожать…

— Помню, — пыл Флавиана моментально остудило, после того, как он вспомнил этот старый миф. — У Мефиада было пять драконьих яиц, и вместо того, чтобы перевозить их на своем волшебном корабле, он снарядил еще четыре корабля. И на каждом корабле было по яйцу.

Да. И согласно мифу, до Империи доплыл только один корабль. И это был не волшебный корабль Мефиада, а обычное судно. Другие суда погибли в шторме, были захвачены пиратами или были потопляемы кракеном.

— С тех пор говорят, "не ложи все яйца на один корабль", — Аргий окончательно успокоил своего друга и попытался изобразить на своем лице подобие улыбки.

Флавиан устал плюхнулся на землю и минут пять лежал на еще холодной не прогретой Светилом земле, слыша лишь собственное биение сердце, которое пытались заглушить свои стрекотом сверчки.

В одно мгновение, Снежок подорвался с места и начал пристально вглядываться в ту сторону, откуда недавно прибыли плутавшие путники. Пес начал лаять во всю глотку, кто-бы там ни был, он совсем не понравился собаке.

Флавиан и Аргий переглянулись.

«Волки? Или Павшие?»

Флавиан клял богов, чтобы это была какая-нибудь белка или в крайней случаем волк. Его затрясло от страха, у Аргия перекосилось лицо и на нем застыла гримаса ужаса. Молча, без всяких слов и обсуждения они оседлали своих лошадей. Даже лошади почуяли страх, и Северянка встав на дыбы, чуть не скинула Флавиана из седла. Сетьюду было так страшно, что он даже не мог попасть ногой в стремя, постоянно промахиваясь, но всё же оседлав Северянку, он погнал ее во весь опор.

«Пока печати в кармане, безопасно не будет даже у богов в Фиолхарде.»

Сколько продолжалась их скачка было одним богам известно. Ездоки постоянно сбавляли скорость, так как в лесу было много опасных и крутых оврагов, ветви хлестали по их лицам. Флавиан выставил левую руку вперед, правой же сильно вцепился в вожжи, боясь упасть под копыта пуганной лошади.

Они не имели понятия, сколько продолжалась их скачка, но в скором времени утреннее зарево начало пробиваться сквозь густые и не податливые, лениво движущиеся по небосклону угрюмые облака. Это препятствие не было последним, утренние солнечные лучи кое-как продирались через густые кроны, усеянные весенними, едва подросшими на ветвях листьями. Яркая утренняя заря просвечивала сплетенную усердно работающими пауками паутины, повисшую на одном из распустившихся вязов, стоявшего посередине леса, словно какой-нибудь величавый колосс.

Усталые путники остановили лошадей и решили сделать привал на опушке леса, где деревья значительно поредели и слезая с лошади, они попросту попадали без сил на влажную от росы землю. Они скакали в неизвестном направление почти всю ночь, начиная от празднества и заканчивая беспечным рассветом, который позволил путникам разглядеть друг у друга их усталые и сонные лица. Аргий казался выжитым помидором, без оставшихся соков, его глаза были красные под стать утреннему зареву, а его и без того округлое лицо казалось еще более сильно опухшим.

— О, боги, — все, что сумел вымолвить Флавиан, падая спиной на орошенную росой лесную траву.

Вдруг, откуда-то на него налетело непонятное чувство, которое пробурило в его душу дыру, через которую лезло сомнение. Теперь, пастух думал о том, что не стоил оставлять матушку одну.

«Вдруг,