Девушка встала, наградив Луиса быстрым, оценивающимвзглядом, и вышла.

– Наш первый клиент в новом семестре, – кисло проговорилаЧарлтон. Она стала встряхивать термометр с резким пощелкиванием.

– Вы не выглядите радостной.

– Знаю, я такой тип, – ответила она. – Но мы скоростолкнемся и с другим типом – спортсмены, которые играют так, что трещат кости,сухожилия и все остальное; они не хотят сидеть на скамье запасных, они –люди-машины, не хотят покидать поле, даже если подвергают опасности свою жизнь.Тогда вы захотите визита мисс, у которой полградуса не хватает до повышеннойтемпературы… – Она кивнула головой на окно, где Луис увидел девушку с кожей,шелушащейся от солнечного ожога, идущую в направлении учебных корпусов. В бокседевушка производила впечатление, согласно которому ей было очень нехорошо, ноона пытается не показать вида. Теперь она шагала бодро, ее бедра призывнопокачивались, как у женщин, которые знают, перед кем вихлять задницей.., да ина самом деле ее задница была достойна того, чтоб на нее обратили внимание. –Вот ваш основной тип – ипохондрики, коллега. – Чарлтон опустила термометр встерилизатор. – Мы видим ее несколько десятков раз за год. Ее визиты учащаютсяперед началом зачетной недели. За неделю, или около того до экзаменов, онаубеждает себя, что у нее воспаление одного или обоих легких. Бронхит –наполовину сданные позиции. Потом она пролетает на пяти или шести экзаменах,где преподаватели пользуются словами, какими они обычно пользуются в курилке..,чтоб дать от ворот поворот. Таких дамочек всегда тошнит, когда им сообщают оначале зачетной недели или о том, что необходимо отработать пропуски перед темкак сесть писать экзаменационное сочинение.

– По-моему, сегодня утром мы чересчур циничны, – заметилЛуис. Он был, если точнее сказать, в несколько затруднительном положении.

Сестра подмигнула ему, и Луису пришлось улыбнуться в ответ.

– Я никогда не принимаю их проблем близко к сердцу. И вам несоветую.

– Где сейчас Стивен?

– В своем кабинете отвечает на почту и пытается прикинуть,какая из рубашек лучше всего подходит под эмблему темно-синего креста наголубом фоне9, – ответила она.

Луис вышел. Цинизм миссис Чарлтон был ему непонятен.

Луис приятно чувствовал себя в новой должности.

* * *

«Оглянись назад, – подумал Луис, – когда только я могмечтать обо всем этом?» И тут-то и начался тот кошмар. Он начался около десяти,когда в лазарет принесли умирающего Виктора Ласкова.

До тех пор все было спокойно. В девять, через полчаса послепоявления Луиса, заявились две практиканточки, работавшие с девяти до трехутра. Луис дал каждой по пончику и по чашечке кофе, поговорил с ними минутпятнадцать о чем-то отвлеченном. Потом постучалась миссис Чарлтон. Когдапрактикантки проскочили мимо Старшей Медсестры, выходя из кабинета Луиса, онуслышал ее вопрос:

– У вас нет аллергии на бл…й и тошнотворных баб? Ничего, выеще в избытке увидите и тех и других.

– Боже, – прошептал Луис и прикрыл глаза. Но он улыбался.Упрямство старого ребенка, такого как миссис Чарлтон, не всегда помеха.

Луис начал, дорисовывая, удлинять крест на бланке для заказакомплекта наркотических лекарств и медицинского оборудования («Каждый год, –агрессивно выступал Стив Мастертон по поводу медицинского оборудования. –Каждый долбаный год одно и то же. Полностью укомплектованный операционныйкомплект для пересадки сердца за какие-нибудь восемь миллионов долларов! Это жемелочи!»), а потом полностью окунулся в работу, думая о том, как хорошо было быопрокинуть чашечку кофе, когда из фойе донеслись крики Мастертона:

– Луис! Выходите! Случилась беда!

Почти панический голос Мастертона заставил Луисапоторопиться. Он перевернул свой стул, словно собирался исследовать его. Крик,пронзительный и резкий, как звон разбитого стекла, донесся вслед за воплямиМастертона. Последовала звонкая пощечина, после чего раздался голос Чарлтон:

– Прекратите орать или убирайтесь к черту! Немедленно прекратите!

Луис ворвался в приемный покой, и первое, что он увидел, –кровь. Там было много крови. Одна из практиканток всхлипывала. Другая, бледная,как полотно, прижимала руки к уголкам рта, искривив губы в большой, вызывающейотвращение усмешке. Мастертон стоял на коленях, поддерживая голову юноши,лежавшего на полу.

Стив посмотрел на Луиса, глаза мрачные, расширенные ииспуганные. Он пытался говорить, но слова не могли сорваться с его языка.

Люди собрались у Студенческого Медицинского Центра за большимистеклянными дверьми, всматриваясь через них, прижимая руки к лицам, чтобызаглянуть внутрь. Воображение Луиса вызвало безумно подходящее воспоминание.Ребенком, не более шести лет, он сидел в гостиной с мамой (скоро она должнабыла отправиться на работу), смотрел телевизор. Показывали старое, «вчерашнее»шоу с Дэвидом Гарровэйем. Снаружи стояли люди, изумленно глядели на Дэвида,Фрэнка Блайра и доброго, старого Дж. Фреда Миггса. Луис оглянулся и увиделлюдей, стоящих у окон и смотревших телешоу по их телевизору. Ему нужно былочто-то сделать со стеклянными дверьми лазарета…

– Задерните занавески! – фыркнул он на практикантку, котораявсхлипывала.

Когда она немедленно не подчинилась, Чарлтон дала ейпощечину.

– Быстро, девочка!

Практикантка начала двигаться. Через мгновение зеленыезанавеси закрыли окна. Чарлтон и Стив Мастертон жались к дверям, косясь наумирающего.

– Жесткие носилки, доктор? – спросила Чарлтон.

– Если они нужны, давайте, – согласился Луис, присев рядом сМастсртоном. – Я еще даже не посмотрел, что с ним.

– Сюда, – приказала Чарлтон девушке, которая закрывалазанавески. Та снова прижала кулачки ко рту, изображая невеселую, перекошеннуюот ужаса усмешку. Посмотрев на миссис Чарлтон, практикантка вздохнула:

– Ох, бедный…

– Конечно, он бедный, но ты-то в порядке. Живей! – она резкодернула девушку, побуждая ту двигаться; наконец практикантка зашуршала краснойюбкой с белыми кнопками.

Луис склонился над своим первым пациентом в УниверситетеМэйна.

Пациент – юноша, приблизительно лет двадцати. Луисупонадобилось меньше трех секунд для того, чтобы поставить диагноз: молодойчеловек умирал. У него была разбита голова и, по-видимому, был переломоснования черепа. Одна ключица, выбитая из сустава, выпирала, отчего правоеплечо оказалось вывернуто. Из головы умирающего по окровавленной и пожелтевшейкоже медленно стекала мозговая жидкость; она впитывалась в ковер. Луис виделмозг умирающего: беловато-серый и пульсирующий; он видел мозг через дыру вголове, словно смотрел через разбитое окно. «Проникновение» возможно глубинойсантиметров на пять. Если бы у умирающего в голове вынашивался бы ребенок, онсмог бы родить, словно Зевс, разразившийся от беременности через лоб. Юноша ещеоставался жив, что было вовсе невероятно. В голове Луиса неожиданно прозвучалислова Джада: «…а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу». Ислова матери: «Мертвый – есть мертвый». Луиса охватило безудержное желаниезасмеяться. Мертвый есть мертвый, все в порядке. Точно так, дружочек.