— Что?

— Вот и я говорю: правильно ты, Лени, сделала. Думает, раз он Уоллер, так любая готова с ним? Злой от тебя шел, как бык, которого только что поклеймили! Я еще сперва подумал: от тебя — не от тебя? А уж как твое рванье увидал, думаю, голова Никс, вот она Уоллерова тайна! Ну Марамба, ну баба, во какие проворачивает делишки! А рекламирует: женщины для серьезных отношений! Подруги жизни!

— Да нет же, Никс! Я юрист! Я занимаюсь наследством Уоллера!

— Юрист? Правда, что ли?

— Правда, правда, и ничего кроме правды!

— И он приставал к тебе?

Я неуверенно пожала плечами. Не знаю почему, но у меня было такое чувство, словно я обзавелась еще одним братом. Кстати, мой-то родной где? И где Софи?

— С ума сойти! Приставать к юристу! — Никс крякнул, снял шляпу, обнаружив короткие волнистые каштаново-рыжеватые волосы, почесал в затылке, осмотрел свой головной убор, водрузил его на место. — Слышь, Лени, а у тебя выпить есть?

— Есть. Иди вон туда, в гостиную. Я принесу.

— Некогда, Лени, в гостиную. Давай глотнем по-быстрому и поедем.

— Куда?

— Ты, Лени, надела бы чего, а то мне прямо смотреть на тебя неловко. Я ведь жениться с тобой теперь не могу. — Никс стал окончательно похож на сенбернара. Только грустного, который раскопал из-под снега человека, а тот уже умер. — Я тебе все объясню, только давай выпьем сперва. Тебе вон уже и так досталось от Уоллера, а тут еще я жениться расхотел.

— Никс! — Мне вдруг сделалось легко-легко: точно — новый брат, только младший, и я погладила его по руке. — Ты ужасно славный парень, Никс. Иди в кухню, что найдешь в холодильнике — все твое. — Я показала ему, где кухня. — А мне действительно надо переодеться.

— Только давай, Лени, быстро!

Еще бы не быстро, подумала я, мне ведь нужно срочно отделываться от тебя, славный ты парень и почти брат Никс, мне давно пора бежать в «Павильон де ля Рен» и вводить мистера Уоллера с его финкой в наследство. Сомнительная она, несомнительная, мне-то какое дело? Уоллеров, которые нефтяные короли и владеют самолетами, от одной картины не убудет.

Никс, занимая все пространство, хотя и без пиджака, аккуратно повешенного на спинку стула, но в шляпе и прихлебывая шардонне прямо из бутылки, жарил яичницу!

— Ну вот, теперь ты действительно юрист, — отреагировал он на мой темно-синий костюм с маленьким шелковым отложным воротничком и на заколотые в пучок волосы. — И как вы только помещаетесь в такой кухне, у вас ведь большая семья, комнат-то вон сколько!

— Теперь — не очень, — сказала я, принюхиваясь к аромату яичницы и вспоминая, что ела-то я в последний раз вчера в Жолимоне, если не считать кофе и круассана в том кафе, где остался мой «пежо». — А у вас большая семья?

— Теперь — не очень. — Никс гоготнул. — Слушай, Лени, ты не обижайся, если я наболтал тебе лишнего. Я всегда треплюсь, когда нервничаю, это с коллежа так. Я же самый здоровый, нельзя показывать, что нервничаю, вот я и несу, чтобы посмешнее было. Джинни даже зовет меня «трепло Рости». Но я не трепло, Лени, честное слово! Я просто…

— Ты, Никс, просто голова. Я не ела с самого утра.

— С ума сошла! Где у тебя инструменты?

— Какие, Никс?

— Ну ложки, вилки. Чем мы ее есть будем? — И он плюхнул сковородку прямо на стол! — Суперстол, деревянный! — добавил он, ласково погладив древнюю столешницу. — В Нью-Йорке все балдеют от деревянных вещей. Хлеб давай!

Я показала, где взять хлеб, присела к столу, и мы принялись есть яичницу прямо со сковороды, причем ложками! Видел бы мой брат…

— Ты бы хоть шляпу снял, — сказала я, когда Никс по-свойски протянул мне бутылку, и тоже вопреки всем представлениям об этикете отхлебнула прямо из горлышка.

— Лени, тут так тесно, а моя сеструха с ума сойдет, если я ее испорчу. Она ж из последней коллекции, а показ в ноябре. Знаешь, как они всей командой меня в Париж собирали? У меня нормальный костюм был, хороший, от «Хуго Босс». А они мне: фигня твой Хуго! У него рукава морщат, а ты, говорят, Оникс, должен им всем там в Париже показать, что мы, американцы, умеем. Ну и сработали мне это все — костюм, ботинки с ремнем, и, не поверишь, даже три рубахи! Я сначала отказывался, конечно, но потом, гляжу, ребята завелись по-серьезному, думаю, о'кей, подкинул им деньжат, пускай тачают. Я ведь тоже, когда придумаю что-нибудь, к примеру, новый сорт колбасы или там агрегату какую модернизацию, я ведь тоже сам не свой, пока не доведу дело до конца. Так и они — кто ботинки, кто этих самых лошадок. — Никс пощелкал по ременной пряжке. — Ты уж извини, Лени, я тебе насчет Вашингтона трепанул, сама понимаешь. Их мне сеструхина компаньонка сковала, Сюзи, ювелирша. Такая, я тебе скажу, мулаточка, кровь с молоком! Они с моей Джинни давно вместе — Сюзи всякие штучки-дрючки из серебра клепает для сеструхиных шляп.

— Так твоя сестра занимается шляпами? Прямо как Коко Шанель! — После хорошего глотка вина мне расхотелось идти куда-либо, сидела бы и болтала с этим смешным парнем.

— Знаешь про Шанель? Она кумир моей Джинни!

— Давай выпьем за твою Джинни! — Я как бокалом отсалютовала бутылкой.

— Давай! — обрадовался Никс и полез в холодильник, видимо, за бутылкой для себя. — Тут только пиво, — грустно сообщил он.

— Ты не любишь пиво?

— Люблю. Но сейчас ты будешь знакомить меня с девушкой, а, если я выпью пива, будет пахнуть. Пиво это не вино.

— Эстет, — сказала я, передавая ему бутылку. — С какой такой девушкой я буду тебя знакомить?

Он вздохнул, глотнул вина, поправил шляпу, потупился.

— Понимаешь, моя Джинни всего на полтора года старше меня. А она — модный шляпный дизайнер в Нью-Йорке, ну очень известный, прямо как ваша Коко Шанель! И я тоже всю жизнь хочу чего-нибудь необыкновенного, чтобы не как у всех. Но я же не могу бросить наше мясное дело, взять и, как Джинни, махнуть в Нью-Йорк. Наша «Никс корпорейшн» тоже очень известная марка. Это и консервы, и бекон, и колбаса всякая, даже парное мясо мы поставляем мелкими партиями. Но это фирма, марка, а не я сам!

— Ну и?..

— У тебя правда ничего, кроме пива, больше нет выпить?

— Сейчас, — сказала я и, плохо соображая, зачем делаю это, пошла в комнату брата и принесла коллекционный двадцатилетней выдержки коньяк.

— Лучше бы вина, — отреагировал на мою щедрость Никс. — Как бы тебя не повело после вина от коньяка.

— Не должно. Ты не отвлекайся, — сказала я. — Ты давай про девушку, а то Джинни, шляпы, парное мясо, Коко Шанель!

— Видишь ли, по семейной легенде мы, Никсы, хоть и живем в Оклахоме, а происходим от капитана Оникса, — без всякой логики сообщил Никс, разлив по рюмкам драгоценную жидкость. — Якобы этот самый капитан Оникс был весьма известным пиратом чуть ли не в Колумбовы времена, сеял, так сказать, страх и ужас по морям и океанам и награбил столько, сколько всем последующим Морганам и Флинтам, вместе взятым, даже не снилось.