В номере зазвонил телефон.

– Екатерина Фёдоровна, вы еще не спите? – раздался голос помощника на том конце трубки, – тут один человек очень хочет с вами переговорить. Это Максим Павленко, исполнительный директор Норильского никеля, говорит разговор важный.

– Пригласи его ко мне, все равно твой звонок отбил у меня всякую тягу ко сну, – с легким раздражением отчитала она нерадивого лакея. По правде, она считала всех своих помощников недоумками и была абсолютно уверена, что ей таких специально подсовывают, дабы она не лезла не в свои дела.

Через 10 минут самоуверенный молодой директор сидел напротив премьер-министра Российской Федерации и играл кубиками льда на просвет в стакане с янтарным напитком.

– Екатерина Федоровна, – начал он неспешно подбирая слова, – вы наверное меня не помните, но мы с вами встречались ранее на прошлом форуме в Казани.

– Максим, у меня хорошая память на лица, я помню вас, давайте ближе к делу, вы же не на вечер воспоминаний сюда пришли? – под действием алкоголя у нее открывался талант к острословию.

Он хмыкнул и поставил стакан с дорогим напитком на стол, лишь слегка пригубив его – алкоголь не был его страстью, так как он любил все держать под контролем, благодаря чему, а так же упорству, хорошему образованию, природным данным и глубинному инстинктивному пониманию эффективной модели построения бизнеса он и занимал в 34 года столь высокий пост.

– Ну что ж, давайте перейдем к делу. Я здесь сейчас нахожусь не только по собственной инициативе, можете звать меня послом от бизнес-кругов. И у нас есть к вам заманчивое предложение.

Она откинулась в кресле, положив руку со стаканом на подлокотник – кажется вечер переставал быть томным.

– Дело в том, что назревают большие перемены, страшные перемены. Наметился серьезный раскол в силовом блоке и, боюсь, я не могу предсказать, какими бедами он для всех нас может завершиться.

– Я в курсе о трудностях взаимопонимания между Макаровым и Волковым. Я может быть и мебель, но мебель с ушами. Уверена, система уравновесит сама себя и Макарову укажут на его место, либо уберут.

Павленко нахмурился:

– Боюсь вы не совсем понимаете весовую категорию Макарова, есть мнение, что он может легко переварить Волкова и даже не вспотеть. А если и нет – их противостояние может закончиться новой революцией, чего лично я и люди, которых я представляю – совершенно не хотим. Есть определенный порядок вещей, который до недавнего времени всех устраивал, но эта модель себя исчерпала и если не предпринять мер на опережение, то мы все можем потерять все, что у нас есть.

– Ну допустим, а от меня чего вы хотите? Я уже давно ни на что не влияю, да и к информации доступа у меня нет!

– О, вы, Екатерина Фёдоровна – особый случай. Вы даже не догадываетесь, сколько у вас в руках реальной власти. Мы хотим предложить вам сделку: мы поможем вам бескровно перевернуть всю систему, сыграв на противоречиях элит и используя вас как медийный символ борьбы с заплесневелым и погрязшим в коррупции режимом. Вы потом, придя к власти, возьмете курс на экономическую либерализацию, открытие рынков, экономические реформы и поддержку бизнеса. Я говорю о приватизации, конечно же, в первую очередь. Но это все детали, о которых можно поговорить потом – сейчас у нас мало времени и нужно заручиться вашей поддержкой здесь и сейчас.

Ловцова подалась вперед, внимательно глядя Павленко прямо в глаза:

– У меня только два вопроса: первый – вы совсем идиот, приходить сюда с такими речами и предложениями? Что заставляет вас думать, что я не сдам вас с потрохами ФСБ и вы надолго уедете рукавицы шить в места, непопулярные у туристов?

Максим улыбнулся победной улыбкой, уложив подбородок на сложенные руки он ответил:

– А второй вопрос?

Премьер-министр не растерялась:

– Почему вы так торопитесь? О чем вам известно?

– Ответ на первый вопрос простой – я хорошо разбираюсь в людях и вижу как вам обрыдла роль говорящей телевизионной головы. Мы с вами сходимся во мнении, что вы достойны куда лучшего применения. По второму вопросу все куда интереснее: по нашим сведениям, Волков в отчаянии может продать душу госдепартаменту в надежде, что он удержит его качающийся трон. Для вас это означает тюрьму – кто-то же должен быть показан народу как виновник всего плохого? Для нас – передел рынков и отжим собственности. Мы уже давно не в 90-х, мы уже так дела вести не умеем, потому и хотим заручившись вашей поддержкой разыграть свою карту. Если будем делать все правильно, то как минимум сможем выбрать к какой стороне примкнуть, а как максимум – сами станем доминантой. Отсутствие поддержки силового блока мы компенсируем медийной составляющей – четвертая власть же! Значительными фондами и ставкой на население. Мы давно созрели для того, чтобы сменить эксплуатационную модель здоровой рыночной, когда наши капиталы прирастают не за счет разграбления обывателя, а за счет роста его потребления. И волки сыты, и овцы целы!

– А пошло оно все, я согласна! – экспрессивно взмахнув рукой, она швырнула стакан с недопитым виски прямо в камин, – что я должна делать?

– Мы подготовили для вас несколько заявлений, которые вы сделаете в рамках этого форума. Обещаю вам избыточное внимание СМИ после них, во-первых, мы заявим вас как самостоятельного политического игрока, во-вторых, внесем смуту в ряды наших оппонентов – пусть ломают себе головы, под чью дудку вы пляшете. Ознакомьтесь пока и доброй вам ночи.

Небрежно бросив папку на стол, Павленко поднялся и не оборачиваясь вышел из номера. Ловцова еще битый час сидела в итальянском кресле ручной работы, раз за разом проигрывая в голове этот разговор. Завтрашний день обещал быть очень интересным.

ОКБ 'Электрон-5'.

Все шло своим чередом. После положительного заключения инженерно-саперной службы, уверяющей, что своды пещеры должны выдержать даже подрыв реактора комплекса, на полосе безопасности перед крепостью был разбит полевой лагерь. Новые силы продолжали прибывать и сразу же распределялись по задачам. Происходило боевое слаживание вновь присоединившихся частей. Служба тыла проводила ревизию захваченной в ангарах техники гарнизона, распределялись экипажи, у всех выходов спешно, но профессионально возводились укрепленные блок-посты. Крупнейшая артерия, соединяющая крепость с гражданской секцией комплекса – центральная железнодорожная ветка – была перекрыта особо тщательно – помимо тяжелой трофейной техники здесь, выставив щиты в направлении вероятного противника, стояли сразу три ТАКТа, закрывая своими массивными телами большую часть туннеля.

Передышкой по полной программе пользовались не только войска вторжения, но и блокированные силы гарнизона, все это время поддерживающие по линиями внутренней связи контакт с администрацией комплекса. Те, в свою очередь, объявили мобилизацию гражданского персонала и при поддержке сил обеспечения порядка совместно с местным отделом КГБ готовились к обороне, возводя баррикады, минируя подступы, затапливая целые сети туннелей. За многие годы изоляции расклад внутренних сил здесь значительно изменился – роль армии была задвинута на задний план, командованию гарнизоном был ограничен доступ в комплекс, а строгие правила, предусматривающие монополию на тяжелое вооружение сугубо армейским подразделениям были аннулированы в пользу значительного усиления МВД и КГБ. Несмотря на серьезные разногласия, между гарнизоном и администрацией установились равновесные отношения – в конце концов они все были в одной лодке, которая много лет дрейфовала в темном каменном подземном мешке. Администрация скрывала от командования гарнизоном установление контакта с Союзом и планировала делать это до тех пор, пока не выработаются устойчивые правила взаимовыгодного взаимодействия на основе уважения их суверенитета и права на независимое управление комплексом. Даже сейчас, когда гарнизон потерял около ста человек убитыми и ранеными от внезапной атаки сил Союза – первый секретарь Глашевич отказывался сообщать реальное положение дел генералу Скоблеву, растягивая время и делая вид, что точно так же обескуражен вторжением. Глашевич не удивился столь скорому поражению крепости – моральный дух гарнизона давно был подорван проводимой им политикой изоляции военных от принятия решений, а низкий моральный дух ведет к потере бдительности. Другое дело – выпестованные им в устрашающую репрессивную машину ведомства внутренней безопасности. Они не только сами были способны дать отпор любому врагу, но и заставить население встать с ними бок о бок на защиту родного дома. Первый секретарь очень сомневался, что Союз может себе позволить прислать много людей – во-первых, вряд ли он представлял из себя что-то большее, чем кучку тупорылых вояк-ретроградов, а во-вторых, ему приходилось учитывать реалии окружающего мира – движение больших армий привлекло бы зверя покрупнее, чем осколок павшей империи.