— Даже не знаю, могу ли я говорить честно, — мне внезапно стало по-настоящему смешно.

Смешно не только из-за того, что король при всем дворе взялся выяснять у лавочницы, с чего это ей весело, но еще и от того, что мастер Лампрехт побледнел и принялся щипать меня за руку повыше локтя. Наверное, ему казалось, что я веду себя невероятно дерзко.

— Какое препятствие может быть для вашей честности? — спросил король обманчиво мягко.

— Ваш гнев, сир, — ответила я бесстрашно. — Вдруг я скажу что-то, что будет вам не по душе? Вдруг вы решите меня наказать? Например, вымазать в смоле и обвалять в перьях.

Король нахмурился, но принцесса положила руку ему на плечо.

— Думаю, никто не станет никого обмазывать смолой, — сказала ее высочество. — Перед новым годом надо радоваться и дарить радость другим. Верно, Иоганнес?

— Да, — выдавил король, натянуто улыбнувшись.

— Вот и славно! — принцесса захлопала в ладоши. — А теперь вы, барышня Цауберин, можете ответить моему брату.

Принцесса смотрела на меня таким открытым, невинным взглядом, что заподозрить ее в коварстве было просто невозможно. Король был мрачнее тучи, а мастер Лампрехт дергал меня за рукав, призывая одуматься.

Одуматься?

Но разве я делаю что-то плохое.

— С вашего позволения, ваше высочество, ваше величество, — сказала я очень любезно, — мне показалось странным, что дело такой важности поручат обыкновенному мертвому кольцу, каким бы расчудесным оно не являлось. Его величество спросил, что ему надо взять, а что оставить для правильного выбора, и я вдруг вспомнила, что в деревне, где я когда-то жила, любили говорить: выбирая жену, возьми уши и оставь дома глаза.

Ответом мне был звонкий смех — невесты смеялись, как будто по полу раскатилась сотня серебряных бубенчиков. Но если я думала, что их посмешил мой остроумный ответ, то очень ошибалась.

— Она сама черная, поэтому считает, что глаза не нужны! — раздался звонкий голосок из-за стола.

Мне показалось, что это говорила Эрмелин Блумсвиль, которая встречала короля, нарядившись в красное платье. Конечно, она не могла похвалиться таким бело-розовым личиком и золотистыми локонами, как «милая Клерхен», но назвать ее смуглянкой было бы невозможно даже в темноте.

Принцесса улыбалась уголками губ, но взгляд ее был устремлен почему-то не на невест и не на меня, а на брата. Король уставился на блюдо с пирожными и мрачнел, мрачнел.

— Что же вы смеетесь, девушки! — воскликнула барышня Диблюмен, и серебряные бубенчики один за другим перестали звенеть. Последним замолчал бубенчик Эрмелин. Клерхен строго обвела девушек взглядом и сказала: — Вы ведете себя крайне невежливо, — и она даже погрозила всем пальцем. — Разве можно смеяться чужими чувствами?

— Над чувствами? — переспросил кто-то из невест.

— Конечно, — почти ласково ответила Клерхен. — Разве вы не поняли, что барышня из кондитерской лавки влюблена в его величество и мечтает занять место за этим столом. Будьте снисходительны, ведь каждая из нас влюблена и мечтает… о взаимности, — тут она метнула в сторону короля нежный взгляд. — И как же жаль, что невестой короля может стать только благородная девушка. Жаль, но таков закон.

Присмиревшие девицы принялись обмахиваться платочками и покашливать в кулачки, чтобы скрыть замешательство, а я лишь стиснула зубы. Влюблена в его величество! Барышня из лавки! По сравнению с этим изящным оскорблением и прозвище «головешка» казалось не таким уж обидным. Тем более, что получила я его один на один, а не в присутствии королевского дворца и девиц из разных концов страны.

— Я же тебе говорил, — зашептал мастер Лампрехт углом рта.

Но я вскинула голову, собираясь дать отпор белокурой Клерхен и всем остальным спесивым барышням, для которых я была слишком черна и безродна, но которые вовсю уплетали сладости, приготовленные моими руками.

Только отвечать мне не пришлось, потому что заговорил король.

— Такого закона нет, барышня Диблюмен, — сказал он, хмурясь. — Это обычай, не более. Если помните, моя мать возила в столицу воду вместе со своим отцом. Но мой отец примерил ей на палец кольцо Прекрасной Ленеке. Или вы считаете, что моя мать надела корону незаслуженно?

— Что вы, сир, — ответила Клерхен в звенящей тишине. — Конечно же, ваша матушка была достойнейшей из королев. Простите мне мои слова в отношении этой девушки. Я действовала из лучших побуждений и попала впросак. Вы пристыдили меня, и от вашего величества я приму любое наказание.

«Как будто король так и бросится тебя наказывать! — подумала я желчно. — Такую красивую, остроумную, милую, да еще умеющую вовремя признавать ошибки».

Но должна признать, поступок его величества произвел на меня впечатление. Невольно испытываешь чувство благодарности даже к врагу, когда он защищает тебя от несправедливости. А сейчас все произошло именно так. Я почти простила грубияну Гензелю его невоспитанность, но тут принцесса сказала:

— Конечно же, он не станет вас наказывать, милая Клерхен. И ничто не помешает милой барышне Цауберин стать одной из соискательниц. Она может занять место среди невест. Ведь так, Иоганнес?

Кто-то за моей спиной ахнул, а сдобное розовое личико Клерхен дернулось, но она сразу же улыбнулась и покорно склонила голову, как и положено благовоспитанной барышне и верноподданной.

Мастер Лампрехт сдавленно захрипел, оттягивая ворот рубашки. Я посмотрела на хозяина с беспокойством и только тут поняла, что было сказано.

Я — одна из невест?!

Невеста короля?! Вот этого самого Гензеля, который просидел в моем чулане три дня?..

Да вы шутите.

Я уже открыла рот, чтобы сказать, что никакой пылкой любви к его величеству не испытываю (кроме любви законопослушной подданной, конечно), но меня опередил сам король.

— Ты очень добра, Маргрет, и я благодарен тебе за заботу, — он погладил сестру по руке, но никакой благодарности его лицо не отобразило. — Только барышня Цауберин не сможет участвовать в отборе невест.

— Почему же? — принцесса удивилась так искренне, что я засомневалась — не поспешила ли увидеть хитрость там, где ее не было? Может, сестра короля и в самом деле — невинная ромашка?

— Потому что у барышни уже есть жених, — пояснил король. — Она уже нашла любовь всей своей жизни и скоро отправится под венец. С пекарем.

— С мельником, — машинально поправила я его.

— Ах, мельник… — протянула принцесса.

Мастер Лампрехт опять захрипел и, по-моему, приготовился упасть в обморок, но теперь уже я ущипнула его за плечо, приводя в чувство.

— Мельник — прекрасная пара для кондитерши, — заметил король, улыбаясь так, словно ему в ногу вбивали гвоздь. — Она будет печь пряники, а он — снабжать ее мукой. Просто семейная идиллия.