Круглую скульптуру можно рассматривать с тех же позиций, что и архитектуру, в то время как искусство рельефа соответствовало некоторым принципам, которые применялись в скульптуре. До времени правления царей IV династии в скульптуре или живописи еще не существовало типичного изображения человеческой фигуры. Статуи представляли собой цилиндрические фигуры со скругленными ребрами. На плоскостных изображениях встречаются образы – пластичные, угловатые, изгибающиеся, напоминающие размякших от влаги пряничных человечков. Но к IV династии появились новые формы и сложился канон благородного искусства, для которого столь характерно было ощущение вечного постоянства. Мы используем слово «канон», поскольку принятие этих новых форм сразу стало безоговорочным, как будто применение или запрет на определенные способы художественного выражения были предписаны царским указом. Вероятно, в действительности этот процесс был менее жестким и выражался в том, что цари благоволили к определенным формам и в течение одного или двух поколений такое искусство стало каноническим. В любом случае цилиндр как форма основы скульптуры уступил место кубу с плоскими гранями и прямыми углами. Предполагалось, что статуи должны иметь два ракурса – строго фронтальный или только профильный. Вероятно, что статуи никогда не устанавливали в открытом пространстве, дающем возможность осматривать их со всех сторон; их изготавливали как неотъемлемые части архитектурных сооружений, вписанные в их композицию, которая полностью определяла углы обзора скульптуры. Статуи могли помещать в ниши или приставлять к стене, где можно было их увидеть только фронтально. Благодаря этому возникла необходимость в плоской стороне статуи, соприкасавшейся со стеной, и эта характерная угловатость стала отличительной чертой нового египетского искусства. Здесь нет и намека на иноземное влияние; новые формы полностью определялись использованием блоков любого размера, высеченных из разнообразного египетского камня, и местоположением статуй, которое диктовалось религией Древнего Египта[14].

Искусство скульптуры неотделимо от искусства рельефа, которое, в свою очередь, неразрывно связано с живописью. Присущий египетской скульптуре кубизм обусловил появление трапециевидных статичных фигур, покрывавших стены гробниц и храмов. Плоскостные изображения человека искусно разворачивали фигуру – глаз и плечи показывались полностью фронтально, в то время как остальные части тела были представлены в профиль. Учитывая назначение изображений, можно прийти к выводу, что применение этого художественного приема стало удачной находкой. Как и статуи, плоскостные изображения предназначались для вечности. Каждый образ обретал вечную жизнь благодаря своей прочности и отстраненности. Художники избегали передачи движения, действия или эмоций, поэтому массивные и лишенные действия фигуры были самоценными, не зависели от места и времени. Как и в египетских мифах, где одноразовое действие становилось безвременным и длящимся вечно, искусство передавало образы конкретных людей как некий стереотип и таким образом даровало им бессмертие. Это вовсе не означает, что египетское искусство не передавало индивидуальных черт; они присутствуют, и в особенности в портретных изображениях, но лишь в той степени, которая позволяла сохранить вечную отстраненность образа. Однако если уж говорить о портрете, не следует воспринимать его в современном смысле, который подразумевает точное изображение определенного момента и его эмоциональную окраску. Не стоит забывать, что древние египтяне стремились создать изображение, которое наиболее подходило для вечной жизни, что неизменно требовало статичности и идеализации образа. Играющие дети, слуги и малозначительные персонажи могли быть изображенными в движении или в неком эмоциональном состоянии, но самого господина, для которого делались эти рельефы, представляли во всем величии и великолепии. И для этих целей прекрасно подходил канон изображения человеческой фигуры, угловатой, представленной в шаге и с широко раскрытым глазом.

Это новое искусство появилось совершенно неожиданно и в относительно короткие сроки достигло изящества и совершенства линий. К лучшим его образцам можно отнести фигуру сидящего царя IV династии Хафра из Египетского музея в Каире, которая передает ощущение совершенного величия, или статую Хемиуна из музея Хилдесхайм, где скульптор передал ощущение полного покоя в вечности. Стоит подчеркнуть, что в рамках устоявшегося канона и правил художники продолжали поиски нового. Образы каирского Сельского старосты или бостонского Анххафа (фото 8б) не могли быть созданы путем раболепного следования канонам. Создается впечатление, будто первые мастера были не слишком привязаны к ним и с удовольствием передавали сдержанные эмоции в рамках предписанных правил. Поиски нового и творческий подход были возможны во времена, когда искусство еще оставалось молодым, когда мертвый след прошлого еще не стал тяжелым бременем[15].

Возможно, существовали и другие элементы культуры, в рамках которых на протяжении этого периода экспериментов и нововведений появились поистине ценные произведения. Возвращаясь к архитектуре, нельзя не отметить, что пирамиды и припирамидные храмы ранних периодов были построены более старательно и добротно, чем сооружения позднего Древнего царства. В частности, Великая пирамида, возведенная в начале IV династии, представляет собой гигантскую массу камня, обработанного с величайшей аккуратностью. Это 250 миллионов тонн каменных блоков, средняя масса которых составляет 2,5 тонны, и при этом масштабе каждый блок был уложен и подогнан к другому с ювелирной точностью – зазоры между ними не превышают половины миллиметра. Разница длин сторон пирамиды составила 0,09 процента на северной и южной гранях и 0,03 процента – на западной и восточной. Эта огромная груда камня была установлена на природное каменное основание, которое было выровнено с точностью до 0,004 %, определяющих разницу уровней противоположных углов. Это непревзойденная по добротности работа мастеров[16]. Беспристрастная статистика демонстрирует почти сверхчеловеческую точность и самоотдачу при реализации плана. Конечно же в более поздние времена египетские строители не отличались подобной точностью и добросовестностью, зачастую они быстро возводили эффектные, но совсем непрочные сооружения[17]. Правление царей первых династий было временем проверки Египта на прочность, в течение которого памятники создавались с величайшими тщательностью и добросовестностью. Несколько пирамид III и IV династий значительно превосходят по качеству более поздние аналогичные сооружения. Если рассматривать их как важнейшие проекты государства, то они демонстрируют, что в определенный момент египтяне обладали рациональной добросовестностью. В этот короткий период египетские мастера стремились к тому, что мы называем «развитием науки», были открыты для поиска нового. Но после того как были исследованы возможности и найдены подходящие формы, началось консервативное повторение – можно было применять лишь хорошо известные и проверенные формы. Мы, живущие в век прогресса и постоянного стремления к улучшению форм и условий, осуждаем подобное ослабление духа. Но нельзя забывать, что мифологическое сознание стремилось обрести уверенность в остановленном времени, в установленном богами порядке и отрицало будущее, которое не казалось чем-то неопределенным, ведь оно также принадлежало не человеку, а богам. В этих условиях мы должны воздать должное ранним достижениям Египта и успешному появлению форм, просуществовавших на протяжении многих столетий. Древние египтяне стремились к постоянству, и это стремление отразилось в культуре, остававшейся неизменной в течение пятнадцати веков.