Игорь сделал полную гимнастику, гидромассаж, тщательно помылся, натер тело гелем с ароматическими маслами, тщательно уложил феном волосы, долго ухаживал за лицом. Затем выпил приготовленный с вечера настой гранатовых корок. Знакомый врач сказал ему, что это лучшая профилактика от рака. Игорь хохотнул, пошутил по поводу того, что каждый врач знает панацею от рака, а лечить никто не умеет. И тут же поехал в магазин за гранатами. И каждый вечер делал себе этот настой. Для него была невыносима мысль о какой-либо болезни, особенно неизлечимой. Мысли о смерти он просто не допускал. Это невозможно себе представить: он умрет, а все накопленное останется. Деньги не умирают.

И опять он вспомнил эпизод с Элизой. Ему было очень хорошо тогда с ней. И он, возбужденный и восторженный, назвал ей сумму своего состояния. Она посмотрела на него задумчиво и, как сейчас ему показалось, с насмешкой:

– А зачем тебе столько? У тебя даже семьи нет. Ты не проживешь эти сотни миллионов долларов даже за тысячу лет. И ты не проживешь тысячу лет.

Ничего более бестактного он не слышал. Но улыбнулся и сказал:

– Сейчас быстренько оденусь, сбегаю, все завещаю детскому дому. Не знаешь, где они есть?

– Не знаю, – ответила Элиза. – И ты не побежишь. Да и не стоит. Там тоже могут оказаться воры, и никому от этого хорошо не будет. Попытка шутки не удалась.

– Что значит – «тоже»?! – Он смотрел на ее красивое лицо, и ему хотелось смять его ладонью.

– Ты чего? – удивилась она. – Тебе показалось, что я тебя вором назвала? С ума сходишь. Тоже – в смысле: они везде.

Игорь отмахнулся от неприятных воспоминаний. Начал варить себе кофе, не просто включил кофемашину. Он перестал ею пользоваться. Смолол зерна в ручной мельнице, потом варил кофе в турке, добавляя корицу. Та же панацея от того же доктора (доктор ли он на самом деле, Игорь не знал) и от той же болезни. И тут сразу раздались два звонка – в ворота и по телефону. Игорь ответил по телефону:

– Доброе утро, Игорь Валентинович. Сергей Кольцов вас беспокоит от ваших ворот. Откройте, пожалуйста.

Игорь вышел на террасу и нажал кнопку на пульте. Ворота разъехались, машина следователей въехала во двор. Сергей вошел на террасу первым и просиял улыбкой:

– Все получилось, как вы хотели. Судья дал ордер на досмотр вашего дома.

– Почему?

– Сложная ситуация, я пытался вам объяснить. Мы нашли убитую девушку в одежде Элизы Никитиной. Это точно. Вопрос к вам. У вас в ту ночь была только Элиза или две девушки?

– Я в тот раз просто вам сказал: ваши бредовые версии не собираюсь ни опровергать, ни подтверждать. Немного имею представление о стиле вашей работы. Участвовать в этом нельзя. Вы всё используете против меня, если вам захочется. Где ордер? Понятно. Можете приступать. Я даже не собираюсь звонить своему адвокату.

На самом деле мысль такая у Игоря была, но он отмел ее. Все обойдется, скорее всего, но адвокат понесет по свету эту историю. Этого точно не нужно.

Виталий давно устал стоять в этом закутке. Он сел на единственный стул, откинулся на спинку и закрыл лицо руками. Ему опять плохо, не просто морально, а физически, в атмосфере концентрированной смерти. Неестественной, неразгаданной, страшной. На этот раз сильная резь в глазах. Он опустил ладони и открыл глаза на звук. Перед ним стояла Лида, она сдвинула повязку под подбородок. Масленников стоял у стены. Вопросов можно было не задавать. Лицо Лиды было белым, накрашенные глаза казались почти безумными, губы странно обвисли, он никогда такого не видел. Подбородок вздрагивал, как будто она пыталась вернуть рот на место, но это не получалось.

– Это Лера, – хрипло сказала она.

– Я понял. Мне очень жаль. Давай я тебя отвезу домой.

– Отвези. Только мне нужно сдать этот тест все равно… Хотя я знаю.

– Да, им нужны документы для дела.

Он ждал ее, и в голове не было ни единой мысли. Просто чувствовал, что надо как-то вырваться из этого мертвого плена. Хотя бы во двор. Но дождался ее. Лидия вышла из лаборатории уже без халата и маски, шубу она просто держала одной рукой и тащила за собой по полу. Он поднял ее и уже во дворе накинул ей на плечи.

– Ты приехала на машине?

– На такси.

– Хорошо.

Она села, и он повез ее по тому адресу, где вместе они были только один раз, двадцать два года назад. Они молчали до самого дома. Когда он припарковался, она вдруг сказала:

– Не зайдешь? Там никого нет. Я хочу тебе показать дочку, какой она была маленькой.

У Виталия оборвалось сердце. Он не хотел. Он приехал в морг до опознания, чтобы в чем-то уличить Лидию. Он ее подозревал. Да, что тут подозревать. Теперь уже совершенно ясно, что она ставила ловушки для Элизы. Но погибла ее дочь, которую он ни за что, даже про себя и мимолетно, не называл своей дочерью. И тут она просит… Она, наверное, надеялась, что это ошибка. Она мать. А он ходок, эгоист, но не мерзавец. Он даже считает себя порядочным человеком, потому что любит дочь и жену. Боже, Лиду сейчас нельзя оставить одну. Он поднимется на минуту, посмотрит и уйдет.

Квартира хорошо содержалась. Свежий ремонт, нормальная мебель, в холле огромный портрет Лидии в образе греческой богини, на вешалке есть и мужские вещи, в гостиной пепельницы, бар, над камином фото в серебряной рамке: Лида с каким-то типом. Она опять греческая богиня, он – барыга с масленым взглядом. Наверняка это тот банкир, с которым она ездила в Альпы и у которого работала Валерия.

– Садись, – сказала Лидия, показав на кресло. – Почему ты не снял куртку?

– Я тороплюсь.

– Хорошо. Я быстро. Выпьешь что-то?

– Я за рулем.

– Капельку хорошего коньяка?

– Давай.

Он медленно выпил пару глотков действительно хорошего коньяка, нетерпеливо глядя на фото в планшете, которые она ему показывала. Он хотел, чтобы это побыстрее закончилось. Конверт с ребенком, сморщенный младенец на пеленальном столе, еще, еще, еще… И вдруг – девочка лет трех стоит в коротком платьице и босиком, глядя исподлобья темными глазами. Он смотрит на ее толстенькие ножки и глаз оторвать не может. Он только у одного человека видел такие пальцы на ногах. У себя. Совсем разной длины. Второй пальчик у ребенка намного длиннее большого, мизинец на редкость коротенький. Ему всю жизнь тяжело подбирать обувь. Валерии, наверное, тоже. Было тяжело… Не стоило пить коньяк. Его рука поднялась, ему страшно захотелось потрогать эти пальчики на фото. До него наконец дошло, что это его кровь! Он быстро встал.

– Извини, мне пора.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Скажу. Лида, я обвиняю тебя в том, что ты меня обманула, в том, что создавала какую-то интригу против Элизы. Я не любил тебя никогда и был прав, считая, что тебе нельзя доверять. Но именно поэтому я не должен был оставлять своего ребенка совсем без внимания и присмотра. Может, тебе станет легче от того, что себя я обвиняю в еще большей степени, чем тебя. Ты узнала ее по пальчикам ног?