Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну даешь! – только и могла сказать Илона. – А доход от продажи этих книг какой-то получаешь?
– На жизнь хватает! – грустно усмехнулась Лена. – Зато все покупатели моими друзьями становятся. И это дороже всякой прибыли!
Только теперь Илона догадалась, почему ее соседки в дневное время в палате почти никогда не было. Все время кто-то вызывал.
– Знаю, в наши дни трудно в бескорыстие поверить. Вижу, сомнения тебя одолевают. А потому объясняю. Для того чтобы концы с концами сводить и аренду покрывать, канцтовары привожу.
– И одна со всем этим справляешься?
– Почему одна? Продавцом у меня младшая сестра. Девчонка ответственная, серьезная, во всем мне помогает. Вот так и крутимся вдвоем, вот так и перебиваемся.
– А по образованию ты кто? – не смогла сдержать любопытства Илона.
– Филолог. . – с горечью вздохнула та. – Целых три года в школе отработала.
– С дисциплиной проблемы были? – поинтересовалась Илона. Представить Лену перед классом почему-то не могла.
– С чего это ты взяла? – улыбнулась та. – Наоборот. С ребятами-то как раз все и получалось. С этим делом все просто: естественной, прямой и честной нужно быть. Дети ведь максималисты. У них требования к учителям высокие. Так ведь говорю?
Илона кивнула.
– А уволилась тогда почему?
– С директором конфликт вышел. Живую работу люблю. А вот документация липовая, очковтирательство всякое – не по мне это! К тому же не все программы устраивали. Школьников не только образовывать, но и в первую очередь воспитывать нужно. И это лучше всего делать с помощью художественных произведений. Так что программы школьные по литературе давно пересмотреть пора. Ну да ладно, не буду тебе голову морочить! – засмеялась она. – Вон глаза у тебя уже по восемь копеек. Сама потом до всего дойдешь. А в магазин ко мне приходи. У меня для тебя много чего интересного найдется.
* * *
Выписавшись домой из больницы, Илона погрузилась в чтение книг. И несколько дней в школу не ходила. Родители не доставали. Общалась с ними по-прежнему сдержанно. На все вопросы отвечала коротко и сухо: «Да», «Нет», «Не знаю», в лучшем случае – «Буду». Или резкое: «Оставьте меня в покое!»
Странное дело, но все то, что казалось понятным в больнице, дома начало давать сбои. Особенно когда слышала перепалку отца с матерью. Отец настаивал на том, чтобы все-таки подать на Тарасова в суд. Илона молча злилась. Как всегда, он рубит сплеча. Уже однажды схватился с воспитательницей. И чем это кончилось?! Мама утверждала, что от судебных процедур себе дороже будет. Над ней, как всегда, страхи брали верх. Бабушка по телефону поддерживала маму и приводила медицинские аргументы в пользу ее доводов.
Слыша все это, Илона горько усмехалась. Похоже, ее мнение никто в расчет брать не собирался! А ведь Сусанна Арнольдовна говорила, что в Борьке бурлит «неразделенная любовь». Мол, Илона грубо отвергла «высокие мотивы» и тем самым дала волю его «низменным порывам». Мудрено, но в этом что-то было!.. Может быть, Борька и правда пригласил ее домой без всякого тайного умысла, а просто чтобы выразить чувства, во власти которых находился столько лет. Стыдно ему было признаваться в любви среди бела дня да еще у прохожих на виду. Ведь не зря говорится: «От любви до ненависти один шаг!» Сусанна Арнольдовна права. Как она там сказала? «Нужно было перевести стрелки чувств с колеи страстей на рельсы ровных дружеских отношений». Записать надо. Умно сказано. Нужно-то нужно! Только как? Ей ведь не шестьдесят, а всего шестнадцать лет! У Сусанны Арнольдовны, конечно, логика железная. «Для того, – говорит, – мы и живем на этом свете, чтобы усваивать жизненные уроки. И главная задача каждого – умело выстраивать добрые человеческие отношения, создавая вокруг себя не ад, а рай». Мудрено. И книги, которые Сусанна Арнольдовна дала ей почитать, тоже слишком заумные. Илона за один раз осиливала только два-три листа, а потом ее от перегруза новой информацией начинала одолевать такая зевота, что «рвался рот». Но, как ни странно, к книгам этим все равно тянуло, как тянет к тайникам кладоискателей. Где же зарыт этот кладезь ответов на все мучающие ее вопросы?
Лежала на тахте поверх покрывала и, как локатор, принимала и отражала всякие мысли. А их откуда только не приносило! Больше всего, конечно, интересовало, будет ли ходить в школу Борька. Как и, главное, каким заявится в класс после всего? Как Кутузов, с черной повязкой на глазу? И как встретят ее в классе? Кто и на чью сторону встанет? Решила прозондировать обстановку через подругу Свету. Включила позабытый-позаброшенный мобильник и сразу услышала Светкин радостный голос:
– Илонка! Ты?! Я думала, что ты в монастырь подалась! Почему не звонила-то? И главное, телефон «вне зоны действия Сети».
– А-а! – отрубила она. – Что там у вас новенького?
– Скажешь тоже, «новенького»!. Болото! К экзаменам натаскивают. Как пальцем в небо – и угадать! Учителей от этого ЕГЭ, как в лихорадке, трясет. А ты-то как?
– Нормально. Выписали уже. Только ты об этом в классе не болтай. – И соврала: – Мне еще несколько дней в больницу на процедуры ходить.
– Ой, Илонка, не послушала ты меня тогда! Ведь хотела тебя до дома проводить. Так ты упрямая такая…
– Ладно! Что теперь об этом…
– А Борька как? Ты у него была?
– Да. Еще не встает.
– Слушай, мама говорит, что его папаша на тебя бочку катит. Требует, чтобы Борька заявление в полицию написал, а Борька – ни в какую! Сказал, что сам во всем виноват. А если, мол, папаша давить на него будет, то он, Борька, вообще из дому убежит.
– А папаша что на это?
– Я у тебя как на допросе! – съязвила Светка. – Скажу правду – так ведь расстроишься…
– Ладно, говори давай. Не от тебя, так от других узнаю.
– Ай, ну его! Ты ведь его папашу знаешь! Его заносит! Утверждает, что вы Борьку подкупили, потому он и артачится. Ну и всякую там прочую пургу гонит! Не хочу я тебя этой грязью мазать! Илон! Алло! Ты меня слышишь?
– Слышу, – буркнула она. – А мать его что?
– Известное дело – плачет. Говорит, что Борька теперь видеть левым глазом не будет. Она верит, что он, Борька, не хотел тебе сделать ничего плохого. Просто ты – «без царя в голове».
– Спасибо, Свет! Ты о нашем разговоре никому не говори, ладно? Я телефон снова отключу.
Нажала на кнопку. Связь с «бренным миром» сразу оборвалась. В груди все сжалось. Сердце заколотилось так надрывно, словно его, теплое и мягкое, поместили в ржавую коробку с острыми шипами внутри. И оно бунтовало, пытаясь расширить это тесное пространство.
Захотелось убежать на край света. Не видеть бы никого сто лет! Жить бы в какой-нибудь глухомани, где не ступала нога человека. Писали ведь об одной семье, которая жила в сибирской тайге, вела натуральное хозяйство. Никто из них ничем не болел. Ни телевизоров, ни приемников не имели. Было только то, что сделали своими руками. И детей своих читать, писать, считать сами учили. Интересно, а вот Борька мог бы в такой изоляции от всего мира жить? Так-то он парень рукодельный. По труду одни пятерки стояли. И когда в восьмом классе деревья вокруг школы сажали, с удовольствием землю копал. Даже Алла Ивановна похвалила. И тут же Илона устыдилась своих мыслей. А Борька-то тут при чем? Ведь это ей, а не ему сквозь землю провалиться хочется. Однако в памяти застряла сказанная Леной мудрая фраза: «От себя не убежишь! Всякая нерешенная проблема ходит вокруг человека кругами. И мешает идти дальше, пока не разрешится». Н-да-а-а!