отказом (Миллер… С. 306). А отказ Англии принять в 1917 году отрекшегося от престола императора вместе с его семьей?! Вот так выполняли свои союзнические обязательства союзники Николая II, и только коронованный российский простофиля продолжал незамедлительно откликаться на постоянные вопли о помощи то французов, то итальянцев, бросая неподготовленные к наступлению войска на вооруженного до зубов неприятеля. Не жалел русской крови российский монарх! Дорого платил русский народ за слабоволие и скудоумие российского самодержца! Как и за его капризы, которыми он пытался компенсировать свои волевую недостаточность и недальновидность. Например, назначением себя главнокомандующим в августе 1915 года или при отправке Балтийской эскадры на верную гибель на восток в 1904 году. Многие отговаривали его от первого шага, ибо постоянное продолжительное отсутствие императора в столице и сосредоточение его внимания на одной, хотя и важной, сфере управления автоматически приведет к ослаблению контроля за правительством, к ослаблению управления страной в целом и т. д. Но, подстрекаемый наущениями царицы о возможном в случае победы над Германией чрезвычайном росте популярности главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и умалении в связи с этим авторитета монарха, Николай II решил лавры победителя стяжать себе. Опять же, великий князь Н. Н. очень неуважительно относился к их «Другу» — обещал его повесить в случае приезда в ставку. Да еще постоянное недовольство генералов чрезвычайно неудовлетворительным снабжением войск военной техникой, амуницией, продовольствием и пр. Не дай бог сплетут заговор! И, поддавшись уговорам царицы, собственным настроениям, вопреки интересам страны, да и самой армии Николай II назначает себя главнокомандующим. Обрекаясь на постоянное нахождение в ставке, император менее всего думал об активном участии в управлении войсковыми операциями. Тайну своего бегства из столицы он приоткрыл 22 февраля 1917 года в объяснении супруге своего очередного, последнего вояжа в ставку: «Мой мозг отдыхает здесь — ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания… это мне полезно» (Обнинский В. П. Последний самодержец. М.: Республика, 1992. С. 278). Вот такая проза! По глупости царь ввязался в войну, а теперь не хочет заниматься вопросами разутой и разоруженной армии, топливными и продовольственными проблемами столицы и пр. Мозг устает, отдыха просит… В ставке Николай II избавлен от докучливых докладов, здесь он много гуляет, катается по Днепру, совершает автоэкскурсии и т. п. (Обнинский… С. 275). Что же касается судеб страны, то к ним, в сущности, царь был равнодушен. Ведь все зависит от Бога. Очень замечательная формула для оправдания собственного бездействия, равнодушия, бездарности и чего угодно.

Столь же опрометчив был и второй шаг Николая II при посылке Балтийской эскадры на «съедение» самураям. И хотя высшее командование эскадры было против этой бессмысленной затеи, уязвленное самолюбие «адмирала Тихого океана» взывало к возмездию. Детский каприз: «Я так хочу!» возобладал над трезвым государственным подходом.

Николай II не был лишен и мелкого тщеславия, больше доверяя министрам, которые признавали безграничность его власти и были в целом негативно настроены к общественности (Гурко В. И. Царь и царица. Тюменская ассоциация литераторов, предприятие «Стромвятка». С. 20). Тщеславию сопутствовало обостренное чувство самолюбия, оборотной стороной которого было чрезмерно развитое чувство недоверия — к инициативам министров или других государственных деятелей, соприкасающихся с ним: усматривал в этом покушение на его царскую власть (указ. соч., с. 8). Даже к Госсовету испытывал недоверие (а уж там-то сидели испытанные временем слуги режима!) только потому, что тот в 1900 году осмелился выразить пожелание отменить права волостных судов приговаривать крестьян к телесным наказаниям. На прошении Госсовета Николай II начертал: «Это будет тогда, когда я этого захочу» (указ. соч., с. 20–21).

О пределах собственной власти российский монарх был превратного мнения. Часто, нарушая законы, ставил вердикт: «Такова моя воля» (указ. соч., с. 16).

Министр внутренних дел Сипягин и князь Мещерский сумели убедить его, что люди не имеют влияния на ход истории, всем управляет Бог, а он — Николай II — его помазанник и действует согласно его внушению и потому не обязан кого-либо слушаться или советоваться. Потому и управлял Россией «как Бог на душу положит» (указ. соч., с. 16–17).

При деспотических замашках у Николая II абсолютно отсутствовала внешность властителя, властность характера — и эта мягкость, слабоволие отражались в управлении страной и постепенно расползались по империи. На самодержавие он смотрел как на нечто застывшее, не подверженное каким-либо изменениям. А ведь жизнь в период его царствования буквально бурлила. Бурно развивалась промышленность, Россия быстро покрывалась сетью железных дорог, буквально на его глазах зародился рабочий класс, резко расширились слои студентов, преподавателей, учащихся, лиц свободных профессий. Возник единый российский рынок, все теснее становилось экономическое пространство, вовлекая в товарооборот самые отдаленные участки российской территории. Под воздействием образования, промышленной специализации, политической деятельности менялся сам человек. Расширялись его интересы, он все пристальнее всматривался в проблемы российского дома, в котором жил и творил. А всмотревшись, сам начинал пытаться принимать участие в разрешении проблем, будировавших общественное сознание. Российский подданный все более проникался чувством социальной ответственности за происходящие вокруг него события, испытывая естественное желание быть субъектом истории, ее демиургом. Шел закономерный процесс становления гражданского общества. И не видеть всех этих изменений, не пытаться корректировать в соответствии с изменяющимися историческими условиями формы управления мог только слепой и равнодушный к общественной жизни, не желающий постигать ее глубины, законы, противоречия. Конечно, Николай II видел происходящие изменения в обществе, сам санкционировал наиболее существенные из них, но понять их тектонику во взаимосвязи и последствия не стремился. Что их постигать, если на все воля Божья, постигай их, не постигай, все равно будет так, как Бог задумал. И все свое правление прожил с упованием на Всевышнего. При таком фатализме, совершенно преступном для любого монарха, империя была обречена на гибель.

«Николая II государственные дела не захватывали, доклады министров были обузой, стремление к творчеству отсутствовало, абстрактно-диалектическое мышление ему было чуждо, не умел властно настоять на исполнении другими своих указаний, лишен был царственного дара повелевать, до пожилого возраста сохранил детские вкусы и наклонности» (Гурко… С. 4–6), «веру в обряды, чудеса, спиритические предсказания» (Обнинский… С. 31). В первое десятилетие больше занимался почти ежедневной охотой, чем управлением государством (Богданович… С. 274). Жил, не чувствуя почвы, а она почти уже зыбилась!

Во второй половине 90-х — начале 900-х годов студенческие, рабочие, крестьянские волнения стали обычным явлением. В обществе крепла тенденция к разброду и шатанию, жажда либеральных перемен. Суворин отмечал: «Сегодня время хуже конца 70-х годов» (Богданович… С. 280). А в Царском Селе господствовало настроение «на Шипке все спокойно».

Николай II