Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Триста не верила своим глазам, потрясенная и сердитая. Роман же смотрел, как расплываются чернила на карточке. Прошло всего несколько секунд, и ни одной записи нельзя было разобрать.
– О Боже! – тоскливо воскликнула Триста.
Ей следовало знать. Мальчиком он всегда любил жестокие шутки, став мужчиной, он нисколько не изменился. Медленно подняв глаза, она произнесла:
– Если ты надеешься, что после этого я буду танцевать с тобой, то ты забыл, какая я.
– Я знаю о твоем упрямстве. Все, о чем я тебя прошу, – это быть разумной. Мы на балу, и здесь вдруг внезапно обнаружилось, что ты свободна, так что самое для нас лучшее – это отправиться на центральную площадку. Пойдем. Я не кусаюсь. Вернее, кусаюсь, как ты помнишь, но только когда мы наедине. И это было тебе приятно.
– Не говори о таких вещах. – Она начала энергично обмахивать себя веером, отчаянно раздумывая, как может проскользнуть мимо него, не привлекая внимания.
Роман вздохнул:
– Ты знаешь меня уже давно, Триста. Сопротивляться мне бессмысленно. Не из-за моего шарма. Похоже, по этой части я уже слаб. Но у меня все еще осталась «неукротимая воля», как любил говорить мой бедный учитель. Пойдем. Как насчет одного танца?
– Если я тебе уступлю, ты будешь считать себя победителем.
– Мне нужен танец, а не твой флаг. Я практически молю тебя об этом. Я обещаю встать на колено, если ты не уступишь, и твоя гордость успокоится при виде просящего всего один танец.
Видя, что иначе от него не отвязаться, Триста неохотно кивнула, отчего Роман буквально просиял. Триста поспешно пошла с ним, опасаясь, что сейчас подлетит тот, кому она обещала этот танец, и возможна неприятная сцена.
Она удовлетворит его желание потанцевать, а потом немедленно исчезнет.
Они заняли позиции для кадрили. Триста мысленно посетовала на судьбу. И почему музыканты именно сейчас выбрали сельский танец? В кадрили все танцующие разбиваются в группы по четыре, что даст партнерам много времени для разговоров. И для прикосновений. Триста положила руку на его плечо и стала ждать.
– Твоей подруге понравилась ее новая шляпа? – спросила она, чтобы заполнить неловкую паузу.
– Очень. Миссис Хайнс отлично поработала.
– Не знаю, чье это было мастерство – мое или Люси. Мы обе занимаемся дизайном. Вернее, занимались. Сейчас это ее магазин.
– Ты говоришь это так, словно скучаешь об этом времени, а ведь здесь ты танцуешь в особняке. Ты просто загадка, миссис Фэрхсвен.
Началась музыка, и они повернулись друг к другу лицом. Триста сделала красивый книксен, а Роман, усмехнувшись, изобразил элегантный поклон.
После этого он снова взял ее за руку – танец требовал пройти несколько шагов вместе.
– Я не боюсь работы, – сказала Триста.
– Но предпочитаешь богатство и праздную жизнь?
– Частично. В этой жизни, конечно, есть преимущества. У тебя к Аннабелле серьезный интерес?
Он испытующе посмотрел на нее. Танец развел их в стороны, и прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить.
– Она представляет определенный интерес, – холодно сказал он. – Но танцует она неуклюже – мешает мозоль.
Эти слова были так неожиданны, что Триста рассмеялась. Его глаза смягчились, как и улыбка.
– О чем мы говорили... о, об Аннабелле. Я сопровождал ее в поддень, на протяжении всей недели, пока мой кузен и его новая жена, сестра Аннабеллы, живут у нас. Это несерьезное знакомство. Но хорошо, что это вызвало у тебя интерес.
Она захотела возразить, но потом сдержалась – он опять начнет обвинять ее во лжи. Впрочем, ей действительно это было любопытно.
– До меня время от времени доходили слухи о тебе, – сказала она, стараясь, чтобы ее слова прозвучали небрежно и он не догадался, с какой жадностью она собирала о нем информацию. – Ты наслаждался жизнью в Лондоне, но не особенно...
Дамы сошлись вместе в круг со своими партнерами, затем повернулись направо, к одному из своих партнеров, затем налево – к другому.
Когда Триста снова осталась с Романом, то продолжила:
– Не особенно любишь быть в свете.
– Не то чтобы не люблю, – спокойно возразил Роман, – скорее предпочитаю другие развлечения.
Как азартные игры в «Уайте», подумала Триста. Еще она слышала, что ему очень везет. И женщины его интересуют.
– Тогда что ты делаешь на балу?
– Я слышал, что в обществе появилась миссис Триста Фэрхсвен, и решил проверить, правда ли это.
– Ты пришел сюда из-за меня. – В ее тоне ясно слышалось сомнение.
– Ты в этом сомневаешься? Послушай, если бы я лгал, я бы покраснел. А раз этого нет, я говорю правду.
– Ты всегда хорошо умел притворяться, Роман, – сказала она и тут же себя обругала. Не следовало называть его по имени, даже мысленно. Чтобы скрыть замешательство, Триста поспешно добавила: – И ты наверняка слышал, что у меня есть деньги. Как мне известно, твоя первая наследница оказалась не столь выгодной, как ты надеялся...
Нахмурившись, он поправил:
– Как надеялся мой отец.
Она проигнорировала эту поправку.
– Теперь ты ищешь другую наследницу?
– Ты думаешь, что в этом зале ты единственная женщина с деньгами? – Он иронично рассмеялся. – И единственная женщина, с которой у меня была «дружба»?
– А, вот ты и признался. После меня у тебя была целая серия любовниц.
– Нет, конечно, нет, – ответил Роман. В его голосе было столько иронии, что Триста только стиснула зубы. – Я ушел в монастырь, чтобы хранить чистоту. – Взявшись за руки, они сделали круг. – А ты?
– Я уехала на Кипр и наслаждалась там жизнью. У меня миллион любовников.
Они замолчали. Требовалось обнять друг друга – и это получилось у них так напряженно, что они сбились с такта.
Триста поспешила на то место, где она должна быть в следующей фигуре, ругая себя за то, что чересчур сильно реагирует на его присутствие. Для ее чувств требовался какой-то выход.
Но она была в центре толпы, и если бы она направилась прочь, это бы привлекло внимание. Приходилось думать о репутации в обществе – если не для себя, так ради сына.
– Здесь не место для разговоров, – сказала она, решив прервать этот неприятный диалог. Это лучше, чем участвовать в дурацком танце. – Я забыла остальные позиции. Прошу простить.
– Тогда я зайду к тебе.
– И не смей, – предупредила она. – Когда бы ты ни зашел, меня не будет дома.
Он направился за ней следом. Наклонившись к ее уху, он низким и резким голосом произнес: