Но даже такие заговоры отнюдь не являются всемогущими при подавлении инакомыслия. Эдмунд Вильсон – чужак, человек посторонний, но отступления от консенсуса, царившего в международной группе, стали достоянием общественности даже в такой ограниченной области, как библеистика. Еще в 1950 г., за пять лет до выхода книги Вильсона, Андре Дюпон-Соммер, профессор семитского языка и цивилизации в Сорбоннском университете, опубликовал материал, вызвавший настоящую сенсацию. Профессор рассматривал один из кум-ранских текстов, недавно переведенный на английский. В нем, по его словам, описана своеоборазная «секта Нового Завета», лидер которой, известный как Праведный Учитель, считался Мессией, был подвергнуг пыткам, осужден на казнь и умер смертью мученика. Последователи «Учителя» верили в скорый и неминуемый конец света и в то, что спастись смогут лишь адепты истинной веры. И Дюпон­Соммер, соблюдая известную осторожность, отважился сделать совершенно очевидный вывод: он отметил, что Праведный Учитель во многих отношениях является «точным прототипом Иисуса Христа».

Эти заявления вызвали бурю возмущения и протестов. Еще бы, ведь этим была поставлена под сомнение уникальная неповторимость Христа, и институты католической церкви, особенно во Франции и США, подняли стволы своей критической артиллерии. Дюпон-Соммер был и сам поражен столь резкой реакцией и в своих последующих выступлениях попытался укрыться за ширмой более осторожной фразеологии. Всякий, кто намеревался выступить в его поддержку, вынужден был до поры до времени спрятаться подальше от глаз и замолчать. Но поскольку семя сомнений было брошено в землю, оно рано или поздно должно было принести плод. С точки зрения христианской богословской традиции этот плод мог оказаться особенно ядовитым, если его разделить между членами международной группы, работавшими в святая святых Рокфеллеровского музея – Зале свитков.

Среди ученых, входивших в первый состав международной группы отца де Во, пожалуй, самым динамичным, оригинально мыслящим и непредсказуемым был Джон Марко Аллегро. Несомненно, он был и наиболее неуправляемым, человеком независимых взглядов, противящимся попыткам скрыть материал.

Родившийся в 1923 г., Аллегро в годы Второй мировой войны был призван на службу в ВМС Великобритании, а в 1947 г., в год открытия первых свитков Мертвого моря, поступил на учебу в Манчестерский университет и в качестве студента изучал логику, древнегреческий и древнееврейский языки. На следующий год он перевелся на курсы изучения семитских языков. Кроме того, он проявлял активный интерес к филологии, изучению корней возникновения языка, его базовой структуры и развития. Используя все свои обширные познания в филологии в работе над библейскими текстами, он очень скоро пришел к убеждению, что Писания невозможно принимать за чистую монету, и пополнил ряды агностиков. В июне 1951 г. он получил ученую степень бакалавра на кафедре ориентальных исследований, а в следующем году ему была присвоена ученая степень магистра за диссертацию «Лингвистические исследования пророчеств Валаама в Книге Чисел». В октябре того же года он принял участие в программе аспирантуры Оксфордского университета, где занимался под руководством выдающегося знатока семитологии профессора Годфри Р. Драйвера. Спустя еще год Драйвер рекомендовал его в состав международной группы, которую тогда формировал отец де Во. В составе группы Аллегро была поручена работа над материалом особой важности, найденным в пещере 4 в Кумране. В сентябре 1953 г. он отбыл в Иерусалим. К тому времени он уже опубликовал четыре статьи в научных журналах, вызвавшие позитивный отклик. Его список публикаций оказался куда более впечатляющим, чем у любого другого члена группы.

В 1956 г. Аллегро опубликовал книгу «Свитки Мертвого моря», за которой последовали публикации материалов его собственных исследований текстов и фрагментов из пещеры 4, вышедшие в свет в составе пятого тома знаменитой серии издательства «Оксфорд Юниверзити Пресс» – «Открытия в Иудейской пустыне». К этому времени Аллегро уже был одной из наиболее авторитетных и видных фигур в области библеистики. Однако спустя два года он был вынужден проститься с коллегами и покинуть ряды международной группы, повернувшись спиной к остальному ученому миру, и уйти в отставку со своего престижного поста в Манчестерском университете. Он был подвергнут остракизму и дискредитирован. Что же произошло?

Дело в том, что академические круги в целом и международная группа ученых в особенности очень скоро поняли, что Аллегро был среди них не только единственным агностиком, но и человеком, образно говоря, «раскачивающим лодку». Не будучи скован никакими религиозными догмами и запретами, Аллегро истолковывал материал так, как он его видел и понимал. Очень скоро он потерял всякое терпение из-за упорного отказа своих коллег заниматься любыми теориями или даже реальными свидетельствами, которые шли вразрез с общепринятой «партийной линией» взглядов на истоки христианского вероучения. В частности, его выводили из себя настойчивые попытки дистанцировать христианство от свитков и наследия Кумранской общины. Аллегро настаивал на самой тесной связи между ними, утверждая, что связи между ними могут на поверку оказаться гораздо более тесными, чем это считали или, во всяком случае, смели полагать ранее.

Первая серьезная гроза грянула в 1956 г., когда Аллегро дал согласие на участие в трех кратких интервью о свитках Мертвого моря, переданных 16, 23 и 30 января по радио на севере Англии. Всем было ясно, что он пытается ускорить темпы исследования свитков, вводя в них элемент сенсационности и противоречивости. «Я полагаю, нам предстоит увидеть фейерверки», – писал он Джону Страгнеллу, который тогда работал в Иерусалиме. Это заявление Аллегро, хотя он сам и отказывался признать это, прозвучало как колокольный набат для сотрудников Зала свитков, среди которых католики составляли большинство. Невзирая на это, он заявил, что «последние исследования предоставленных мне фрагментов убедили меня в том, что Дюпон-Соммер прав в еще большей мере, чем сам сознает это». В то время Страгнелл рассматривал возможность сделать серьезную карьеру в церковной иерархии. Аллегро заметил: «Если бы я был на вашем месте, я не беспокоился бы о богословской карьере; ведь к тому времени, когда я завершу свои исследования, на свете просто не останется никакой церкви, членом которой вы могли бы стать».

Первое и второе выступления Аллегро по радио не вызвали особого интереса в Великобритании, но второе, будучи опубликовано на страницах «New York Times», оказалось неверно понято и истолковано, но тем не менее вызвало широкие дебаты. Третье выступление, вышедшее в эфир 30 января, появилось 5 февраля в той же «New York Times» и просто не могло не вызвать самую настоящую сенсацию. Еще бы, ведь заголовок этой публикации звучал так: «В текстах свитков обнаружены истоки христианства».

«Истоки некоторых христианских ритуалов и догматических установок обнаружены в документах экстремистской еврейской секты, существовавшей более чем за 100 лет до земной жизни Иисуса Христа. Таковы выводы, основанные на изучении „фантастического“ собрания свитков Мертвого моря международной группой, состоящей из семи ученых… Джон Аллегро… вчера вечером заявил в своем радиовыступлении, что исторической основой Тайной вечери, по крайней мере части молитвы Господней и учения Иисуса [Христа], изложенного в Новом Завете, являются тексты свитков, написанных членами Кумранской общины».