Из того, что писали о нем в газетах, ему больше всего понравилась фраза: «Воронин забил свой дежурный мяч головой». Он ценил в игре классного футболиста регулярность, систему.

И мне казалось, что относился он к переживавшему возрождение Стрельцову — при всем сохраненном к Эдику почтении — как европеец к «дремотной Азии».

…И опять после завершения сезона чествование торпедовцев происходило и в городе, и в деревне — в Мячково, то есть.

На этот раз награждение проводилось не в зилов-ском дворце, а в Лужниках — в кинохронике остались молодые лица тех, кого уже нет на свете, в том числе и Воронина со Стрельцовым…

В Лужниках Эдик несомненно отодвинул всех на второй план. Зал взрывался аплодисментами и криками при любом намеке, при любом упоминании про Стрельцова. Наша апээновская компания, выступая с подмостков перед многотысячной аудиторией, прибегла к открытому тексту — и «сорвала самый большой аплодисмент». Борис Королев прочел стихи, где утверждалось, что как ни хорош и старателен центрфорвард из Минска Эдуард Малофеев, побить бразильцев можно при единственном условии — вернуть Стрельцова и в сборную. Из дали лет такое пожелание выглядит совершенно безобидным. Но в те времена несанкционированность тезисов при выступлении не только перед обширной аудиторией, а и на вечере, транслируемом по телевизору в прямом эфире, апээновскому начальству представлялась недопустимой. Бориса вызвали к начальству, ругали. И если бы не благодарность от ЗИЛа, подписанная и директором Бородиным, и парторгом Вольским, нам бы незавизированные стихи еще долго вспоминали.

В Мячково на банкете присутствовало все зиловское начальство. Умно и корректно выступил представительный и нарядный в своем коричневом костюме Валентин Иванов, эмоциональную ноту внесла говорившая от имени жен футболистов Лидия Иванова, квалифицированно разобравшая лучшие матчи. Всех насмешил Стрельцов, начавший свою речь словами: «Когда со мной случился этот случай…» Но лучшим было выступление Воронина. Он сидел неподалеку от нас — и весело посоветовался: мне-то чего сказать? Кто-то сострил: «Скажи про руки». И он сейчас же нашелся — произнес: «Я предлагаю выпить за руки, которые собирают урожай и автомашины. За руки, одним словом, которые мы рекламируем своими ногами».

К ночи веселье приняло традиционно-беспорядочный характер. Стрельцов предложил установить елку в центре тренировочного поля, «которому мы все обязаны…» Но до центра поля не добрались, увязли в сугробах, елку воткнули в снег чуть дальше штрафной площадки…

Я заметил, что в торпедовском веселье Воронин несколько иной, чем в тех неформальных праздниках, в каких я имел честь наблюдать его за последние два года. Он точнее нес себя, если можно так выразиться. Вносил в это веселье стиль, шутил тоньше, совсем не пьянел, с женой Валей они выглядели идеальной парой, относящейся к остальным с дружелюбной и легкой иронией…

Сейчас — в двухтысячном году — я знаю, что случилось со всеми нами, со всеми, кто веселился в Мячково, переступая в сезон шестьдесят шестого года, я воспринимаю ту картинку, как переводную, сквозь которую проступают для меня те цвета и мотивы, и слова произнесенные или почему-либо несказанные, которых не мог уловить тогда. О чем нисколько не жалею. Если бы сразу знать, как и что повернется для кого, куда приведет, заведет, с чем оставит, — неужели интереснее стало бы жить?

У меня нет — и не может быть — доказательств, что Воронин, заканчивая пятый полноценный, полновесный сезон в «Торпедо», некоторые итоги уже подбивал и выбирал для себя жизненную программу в футболе, отличную от тех, кто праздновал победу в зимнем Мячкове.

Но сейчас-то очевидно, что победой в шестьдесят пятом тогдашний потенциал был исчерпан. И символическим можно бы считать, что Маслов в Киеве начинает строить новую команду, а здесь, в Москве Марьенко выжал все, что оставалось из созданного в шестидесятом. Для «шестидесятников», кроме Воронина, все оставалось позади. Чемпионский год отнял у них то, чего — в силу (слабость, вернее) возраста — не вернуть, не восстановить. Как и всякий тренер Виктор Семенович Марьенко рассчитывал на резерв, на молодых. Но вынужден напомнить, какую школу — у Бескова, у Маслова — прошли те молодые, кого хватило на два чемпионства за пять лет. Откуда было взяться равным этой гвардии новобранцам?

…Год назад Воронин жаждал соперничества с Пеле, а теперь мог ждать реванша в Лондоне, сатисфакции на предстоящем чемпионате — мотивация осталась. Но в глубине уязвленной футбольной души он уже не верил, что станет вровень с бразильцем, даже если выступит против него успешнее, — слишком уж глубоко разбирался Валерий в игре. И не думаю, чтобы психологическая травма, полученная в московском матче с бразильцами, совсем уж залечилась признанием его вновь лучшим игроком страны.

Футбольный сезон вообще длится, как лето в дошкольном или раннем школьном детстве. А уж когда в него еще вмещается чемпионат мира, то и годы спустя его трудно мысленно очертить. И ты сам, заинтересованный, но все-таки сторонний наблюдатель, настолько бываешь перегружен впечатлениями, что позднее сомневаешься: в один ли год все впечатавшиеся в тебя события вселились? И те, кто непосредственно действовали в нем, воспринимались в разных измерениях: одни во всемирном масштабе, другие во внутреннем, но ведь тоже принадлежащем истории и, главное, судьбе календаря. Впечатление усиливалось и тем, что игроков сборной (и Валерия Воронина в их числе) освободили от матчей чемпионата страны — и они жили особой жизнью. И со своими клубами они практически не соприкасались.

Чемпионат мира в Лондоне. Тренер Морозов, вероятно, сообразил, что при Бескове Воронин оба раза здорово сыграл с итальянцами.

Помню Валерия, пришедшего на матч «Торпедо», кажется, с «Шахтером» в компании партнеров по сборной, — из ложи с угла Северной трибуны (играли на стадионе «Динамо») он приподнятым к предплечью кулаком желал удачи уходящему в тоннель после разминки Валентину Иванову. А тот энергичным жестом изобразил удар по бильярдному шару.

Возможно (хотя сомневаюсь), он испытывал некоторую неловкость перед «Кузьмой» из-за того, что вот и наступил момент, когда они в сборной не вместе… До весны шли разговоры о том, что Иванова в сборную вернут, соединив со Стрельцовым, — мысль о Стрельцове не оставляла болельщиков. И дальнейшее показало, что в нашей стране все — не все, но некоторые мечты сбываются. И чудеса изредка случаются.

Игроки сборной, прибывшие на матч чемпионата страны в качестве гостей, казались, конечно, не инопланетянами, но что-то нездешнее в них невольно проглядывалось. И Воронин, как всегда, лучше других в этой привилегированной группе смотрелся. Но вряд ли на душе у него было совсем спокойно. Впервые за все годы пребывания в сборной непременность его пребывания в ней ставилась под сомнение. Тренер сборной Николай Морозов почти не скрывал, что делает ставку на киевлянина Сабо, а на вопросы журналистов раздраженно отмахнулся: «Плох ваш Воронин».