Офицеры предпочитали купаться в самодельном бассейне, сделанном из какой-то немыслимой надувной фигни. Давление в ней постоянно поддерживалось с помощью генератора, воду наливали из обычной водовозки, специально отправлявшейся для этого в Гардабани, а за комфортную атмосферу отвечала та самая маскировочная сеть над штабом, которой частично удавалось закрывать резервуар от всепроникающей степной пыли.

Вид из штаба, скрытого под маскировкой

Поскольку бассейн был маленьким, единовременно в него помещались всего два человека, даже мне и моим друзьям – штабному рядовому составу – залезать в него категорически не разрешалось. Поэтому мы спасались от жары другим способом: залезали под БТР и спали. Как всегда, ничего оригинального. Однажды с утра я так удачно задремал рядом с бэтээром, что к моменту моего пробуждения световой день практически закончился, в результате чего я приобрел приятный красноватый оттенок и побежал в санчасть за средством от ожогов. Обошлось без осложнений, и я с удовлетворением отметил, что за время службы в армии успел не только обморозиться, но и сгореть!

Демонстрация загара

Однако главную опасность для организма представляла вовсе не температура воздуха, а местная фауна.

«Здесь никого, кроме ящериц, пауков и змей не поймаешь. Прыгает и скачет всякая саранча, но самое «замечательное» – это фаланги, ядовитые пауки. Особенно большие достигают размеров с ладонь, а в общей, так сказать, массе, они не превышают в длину моего среднего пальца. Днем их нет, а ближе к вечеру они выползают, поэтому, прежде чем засыпать, мы осматриваем все стены палаток. Наш «комсомолец» (секретарь комитета ВЛКСМ) лейтенант Голубков их ужасно боится. Его тут все пугают пауками, и даже прозвище дали – «Фалангист». 02.08.1987 г.»

Не стоит и сомневаться, что мне довелось близко познакомиться с этими милыми созданиями. Началось с того, что на тренировке по управлению огнем командир разведдивизиона полковник Сафонов нашел странного паука, большого и блестящего.

– Какой интересный паучок! – озадаченно пробормотал Сафонов, шевеля своими густыми усами. Он явно впервые в жизни столкнулся с живой фалангой. Маленький Дьяконов, выглянувший из-под сафроновского локтя, пошевелил уже своими усами и уверенно заявил:

– Интересный, интересный! За попку укусит, так интересно будет, что лучше не бывает!

Какая-то степная жительница

Надо сказать, что начальник штаба был абсолютно прав, как и в большинстве других случаев. Кусались фаланги ужасно больно. Смертельной опасности, конечно, они не представляли, но поднималась температура, начинался озноб, а место укуса распухало и очень, очень сильно болело. Короче говоря, лучше с ними было не встречаться, хотя избежать подобного практически не получалось. Как-то ночью, когда я стоял в наряде, мне за шиворот свалились сразу две фаланги! Одна спереди, другая сзади. Они были еще маленькими, и я так быстро их выкинул, что даже не успел как следует испугаться… Тем временем мои более смелые сослуживцы объявили фалангам настоящую войну. Выяснилось, что из этих пауков получались очень оригинальные сувениры. Пойманную фалангу умертвляли каким-нибудь аккуратным способом: как правило, заливали какой-нибудь жидкостью. После того, как паук прекращал бороться за жизнь, его обильно поливали эпоксидной смолой и давали высохнуть.

Фаланга

Потом начинался самый сложный этап обработки: бархатным надфилем и мелкой шкуркой все потеки смолы снимались. Особенно аккуратно нужно было обращаться с лапками фаланги, очень длинными и очень тонкими. В итоге паук превращался в маленькую скульптурку, которую можно было, например, поставить на книжную полку или снабдить цепочкой и носить как брелок. Впрочем, в этом случае лапки быстро отламывались…

«Однажды к нам в палатку зашел начальник штаба. И что-то они со старшим лейтенантом Дмитриенко не поделили, и тогда он сказал: «Дмитриенко, не нуди! Ты и так мне по ночам в кошмарах снишься! И Норкин последнее время тоже, почему-то!.. 15.08.1987 г.»

Евгений Петрович Дьяконов, мой командир штаба, был очень интересным персонажем. Его главными отличительными чертами являлись оптимизм, энтузиазм и внутренняя энергетика. Подполковника Дьяконова невозможно было застать без движения. Думаю, он даже спал, постоянно размахивая руками и ногами. Именно на первых моих Караязах наши с ним отношения стали быстро крепнуть. Поскольку майор Ларцев остался в Кутаиси, как исполняющий обязанности начальника штаба полка, с Дьяконовым я теперь общался каждый день. Общение это ничем не походило на формализованные армейские правила «начальник – подчиненный». Не знаю, чем я ему приглянулся, а он мне – чувством юмора, отсутствием заносчивости, открытостью и готовностью помочь. Единственным из всех моих офицеров-сослуживцев, кто познакомил меня со своей семьей, оказался именно Евгений Петрович. Его жена списывалась с моей мамой, обмениваясь рецептами: из Москвы шли письма с разъяснениями как правильно использовать молочную смесь «Малютка» при изготовлении конфет «Трюфель», а из Кутаиси в Москву отправлялись точные пропорции ингредиентов настоящих хачапури. Периодически я приходил к Дьяконовым в гости, пил чай, играл с их маленькими дочками и смотрел видеозапись свадьбы кого-то из их родственников, проживавших в Израиле.

Общение начальника штаба с личным составом всегда превращалось в маленький спектакль. Однажды, когда наш командир взвода пребывал в уже упоминавшемся состоянии повышенной нервной активности, он решил привлечь Дьяконова к воспитательному процессу. После завершения учений рядовым и сержантам предоставили возможность съездить домой в отпуск. Из нашего взвода домой ездил рядовой Менько, на которого старший лейтенант Фаридов за что-то обиделся. Взвод управления стоял на плацу и слушал нотации командира. Внезапно из кустов появился начальник штаба.

– Смирно! – скомандовал Фаридов.

– Вольно! – эхом отозвался Дьяконов и подошел поближе, вопросительно глядя и на старшего лейтенанта, и на нас.

– Вот, товарищ полковник, совсем потеряли нюх! Забурели совсем! – начал жаловаться наш командир. – Один пиль и пепель!

– Взвод, в чем дело? – заинтересовавшись, спросил Евгений Петрович.