Я вернулась в школу. Для меня было удивительно, как спокойно жизнь продолжает идти дальше. Но по опыту из фильмов я помню, когда у героев случаются беды, когда у них умирают родные, например, самое непереносимое, так происходит всегда и со всеми. Трагедия только у тебя, весь остальной мир двигается дальше, и если ты не сопротивляешься, мир уносит тебя с собой, и ты постепенно вытягиваешься из своей психологической трясины. У меня тут маму забрали и посадили за решётку, а в школе всё как обычно. И я начала втягиваться обратно. Я ни с кем ничего не обсуждала. Неделю, которую меня не было, я болела. Я часто болела в школе, потому что не любила в неё ходить, и часто специально настраивала себя, чтобы подхватить простуду при любом удобном случае. Так что, это было обычным делом. Самым близким моим подругам — Юле, Ире и Насте — я сказала, что всё расскажу позже. Они знали, что что-то не так, потому что их вызывали к директору и расспрашивали про меня и мою маму. Они, конечно, сказали, что ничего не знают.

Карантин

Солнечное утро. Как хорошо, что солнцу не мешают тюремные решетки. Солнце дает нам свет, тепло, и силу. Силу жить в любых условиях.

В камере 12 женщин разных национальностей, возраст — 24–45. Москва — многонациональный город, тюрьма — тоже. Все — прибывшие на днях. В карантине нужно пробыть две недели. К новеньким присматриваются, постепенно знакомимся. В коридоре гремит тележка — везут завтрак. Открывается окошко в двери. Быстро подаются алюминиевые тарелки и кружки. Ложки тоже алюминиевые. После окончания советской власти я уже успела забыть, что посуда бывает из алюминия. Алюминий сильно нагревается, из такой кружки невозможно пить горячий чай — надо ждать, чтобы не обжечь губы. Это канцерогенный материал, который может привести к раку. Но он самый дешевый, поэтому в тюрьмы поставляют такую посуду.

Еда в московской тюрьме оставляет желать лучшего. За полгода я съем столько лапши «Роллтон» (российский заменитель китайской лапши в пакетиках, которую мне приносили друзья с передачами), что теперь даже запах плохо переношу.

Выйти из камеры хоть куда — на медицинский осмотр, на часовую прогулку — радость. Выйти — это значит ходить, хоть ненадолго вырваться их этих четырех стен.

Часовая прогулка каждый день — законное право подследственного, так же, как и осужденного, но дежурный офицер выводит на прогулку, только если желает идти больше половины сидящих в камере, поэтому тем, кто не может жить без свежего воздуха, к ним отношусь и я — собственно, я и есть главный желающий идти на прогулку каждый день в любую погоду — приходится уговаривать ленивых и полубольных выйти с нами на прогулку. Чаще всего это удается, потому что делать в камере особо нечего.

Женщины рассказывают про свою жизнь и приключения. Приключения часто приукрашенные. Если увидеть их на улице — обычные девушки, внешний вид никак не говорит, что это преступники закона. Статьи — разные. В основном распространение наркотиков, воровство. Изредка — убийство, мошенничество. Совсем редко — незаконное пересечение границы. Границу России с чужими паспортами почему-то пересекают гражданки бывших союзных республик и африканки.

Книги читают 10 % сидящих, и в основном облегченные любовные и детективные романы.

Передачи получают меньше половины. Это логично. На преступление часто идут те, у кого никого нет. А от наркоманов родные так устают, что не приходят навещать их в тюрьмы.

Курят 99 %. Начинают курить и те, кто на воле не курил. От нечего делать. Это осталось для меня загадкой. Есть нечего, передач нет, а все равно что-то курят. «Что-то» — в прямом смысле. Потому что даже самые дешевые сигареты быстро заканчиваются, и женщины начинают сушить и заворачивать в газетные обрывки чай. Если камера дружная, то пять человек могут курить одну сигарету — в целях растягивания последней пачки. Курят в окно. Потому что в камере беременная. В тюрьме свои «понятия». Говорят, бывают черные камеры и зоны, где полный беспредел. Но я прошла, слава Богу, среднюю полосу этого мира.

Это, действительно, отдельный мир. За тобой закрылась железная дверь. И никто тебя не услышит и не увидит. Поэтому закон про эту систему должен быть очень четкий и понятный. И соблюдение этого закона должно контролироваться гражданским обществом.

Режим

Время в тюрьме идет очень медленно. Замкнутое пространство — камера. Большие камеры на сорок человек имеют преимущества в оснащении и пространстве, но они более шумные. В камерах на четыре человека нет душа и меньше площадь, но меньше людей. Непонятно, что лучше. В камере из сорока человек можно найти с кем общаться; с тем, кто не нравится категорически, люди стараются не пересекаться. В маленькой четырехместной камере людям приходится терпеть друг друга месяцами — психологически это тяжело.

Режим дня никто не любит. Подъем в 6.00. Завтрак — в 6.30. Утренняя проверка — в 7.00.

Проверка — утренняя и вечерняя — проходят в общем коридоре. Заключенные выстраиваются в ряд. Дежурный офицер называет фамилию. Надо подойти к ней, назвать имя, отчество, статью и зайти в камеру. Заболевшие, с высокой температурой, освобождаются от проверки. Для остальных это хоть какая-то разминка для ног.

Уборка: 7.30–9.00.

С 10 часов — выезды на суды, следственные мероприятия, встречи с адвокатами, вывод на звонки, если есть разрешение, вывод к врачам.

Прогулка — один час до обеда или после обеда

Обед: 13.00.

До 17 часов — те же мероприятия, что и до обеда.

18.00 — ужин.

19.00 — вечерняя проверка.

До 21.30 — личное время.

21.30–21.55 — подготовка ко сну.

22.00 — отбой.

В стене над дверью горит лампочка. Это для того, чтобы дежурная по этажу обходила все камеры ночью каждые два часа и через окошко в железной двери могла всех увидеть. Тем, кто лежит возле этой лампочки, заснуть трудно. Часть из них читают. Хотя читать и вообще что-то делать после отбоя запрещено. Кто-то читает с фонариком под одеялом.

Днем спать не положено. Но большинство спит. Когда приезжают комиссии, спать запрещают. Но чем заниматься людям целыми днями?

Совсем молодые девушки периодически бегают по камере — играют в догонялки.

В тюрьмах есть библиотека на тележке.

Осужденные менее чем на пять лет, при наличии рабочих мест и при отсутствии серьезных заболеваний, могут написать заявление, чтобы их оставили работать, отбывая свой срок в тюрьме, но это уже на усмотрение администрации.