Что переселенческая сага отразилась в нашем Сказании – очень вероятно, однако дело здесь, по-видимому, сложнее. Не дадут ли нам что-либо имена призванных князей? Рюрик (Hroerekr) – имя, распространенное в скандинавском мире, – не вызывает никаких сомнений, Трувору можно с большим трудом подыскать скандинавскую аналогию (Torvarðr), Синеус же совершено непонятен (В. Томсен подыскивает ему аналогию Signiutr, натянутость которой сразу бросается в глаза). Но возможно и другое объяснение имен младших братьев из шведского языка. Трувор – tro-varn (верная защита, верная дружина); Синеус – sin-hus (свой дом, свой род, своя семья)[144]. Быть может, приход Рюрика, Тру{стр. 28}вора и Синеуса – это неверно понятое впоследствии предание о приходе Рюрика со своим родом и верной дружиной. Вспомните, «…избрашася 3 брата с роды своими и пояша со собою дружину многу и предивну…»[145]. Если это так, то мы должны сначала подозревать другое, местное норманнское переселенческое сказание – Сагу о приходе Рюрика, основание им Holmgardra и обложение покоренных славянских и финских племен данью[146]. Это предание, которое бытовало среди норманнского населения Новгорода и от него перешло к славянам, имело под собой историческую основу. Во-первых, трудно предположить, чтобы за короткий срок из ничего возникла легенда, а предложенный выше рассказ о Рюрике и его верной дружине настолько историчен, что его трудно назвать только легендой. Во-вторых, следует обратить внимание на то, с каким упорством летописная традиция связывает реального Игоря с Рюриком. Почему, например, составитель Начального свода, чтобы сохранить преемственность между Рюриком и Игорем, низвел Олега из князей в воеводы[147], а составитель Повести временных лет, получив в руки договор, где Олег выступал как князь, вновь вернул ему княжеское достоинство, но Игоря превратил в младенца, опекаемого Олегом? Быть может, потому, что Рюрик был действительно отцом Игоря[148] и Игорь в народной памяти и в летописных источниках жестко с ним связывался. В-третьих, искусственный характер имен младших братьев говорит, что они должны были присоединяться к какому-то реальному имени.

Таким образом, мы можем себе представить складывание Сказания таким путем.

Появление Рюрика с семьей и дружиной и захват или основание им Holmgadr’a легли в основу норманнского местного предания о Рюрике, его верной дружине и семье. В славянскую среду, соединившись с традиционной переселенческой сагой, услышанной от тех же скандинавов, оно перешло уже как предание о приходе троих норманнских братьев и их насилиях над славянами. Но предание о самовольном приходе троих братьев и их насилиях мало импонировало новгородцам, и под влиянием призвания князя в 970 году, призвания Владимиром варягов против Ярополка, призвания варягов Ярославом и избиения их, получения Ярославовых грамот, призвания варягов в 1036 году легенда постепенно теряет свое основное содержание – объяснение основания Новгорода – и приобретает иной характер: теперь это сказание о насилиях варягов, причем насилие переставляется из конца сказания в начало, их изгнании и призвании троих братьев-князей, чтобы владели и су{стр. 29}дили «по праву»[149]. Непосредственным объяснением призвания было неблагоразумное поведение освободившихся славян: «И всташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не беша в них правды»[150]. Этот мотив мог быть привнесен в Сказание борьбой Новгорода с пригородами (въсташа град на град)[151]. В итоге норманнское сказание об основании Holmgardr’a превратилось в славянское сказание об основании Новгородского государства. Заканчивалось оно, по-видимому, упоминанием сына Рюрика и сообщением о его уходе на юг. Трудно сказать, упоминалось ли в нем о Руси, в частности – упоминалось ли о Руси как дружине. В таком виде Сказание и вошло в свод 1050 года.