Если говорить о прикосновениях, я не могла жаловаться, что вовсе их лишена. Санитарка ежедневно совершает мой утренний туалет, сестра то и дело трогает меня рукой, по крайней мере, мне так кажется, а когда приходят Стив, Алекс и Ребекка, мне от каждого из них достается поцелуй в лоб. Но Тибо – совсем другое дело. У нас с ним особые отношения. Он для меня – как глоток кислорода. Именно так я его воспринимаю, хотя понятия не имею, как он выглядит.

Я машинально приказала своему мозгу заставить голову повернуться и поднять веки. Но осознала всю нелепость этого порыва, за которым должен был следовать приказ нейронам вернуть мне зрение. Бесполезно. Они так и сказали сегодня утром.

Меня охватила тоска, смешанная с ненавистью ко всем врачам, практикующим и будущим, интернам и стажерам, включая того, кто сделал слабую попытку меня защитить. Ко всем без исключения. В своих бредовых видениях я наделила их мерзкими физиономиями и злобным нравом. Я дошла до того, что пожелала кому-нибудь из них погубить свою карьеру, поставив пациенту неверный диагноз, но тут же резко одернула себя.

Нет. Неверный диагноз – это человек, который не выздоровеет. Никому нельзя желать такого. Тем более что этим человеком могу оказаться и я.

Могу оказаться и я…

Могу оказаться и я!

Не будь я в коме, я бы сейчас вскочила и крикнула что-нибудь вроде «Эврика!», но пришлось довольствоваться малым, и я просто мысленно себя поздравила. Да, я вполне могу оказаться жертвой неверного диагноза и всей этой истории про два процента, в которой я ничего не поняла.

У меня мгновенно поднялось настроение. Я ощутила себя качелями, летающими то вверх, то вниз, – видела такие на детской площадке. Да, это могу быть и я. Я могу очнуться и доказать им, что они ошиблись. В конце концов, сейчас никто не подозревает, что я все слышу, а ведь это правда. Если бы только я могла открыть глаза или подать им еще какой-нибудь знак… Вот только вопрос – как это сделать? До сих пор я только слушала и ждала. Разве я хоть раз попробовала предпринять что-то еще?

Пять минут назад я изобразила попытку повернуть голову, но не сделала никакого усилия – зачем, скажите на милость… Врачи так категоричны. Правда, ни один из них никогда не находился в коме, как я, так что все их теории… Внезапно я позволила себе в них усомниться. И где-то в глубине души не могла не признать, что главный врач сильно меня разозлил. Мне стоило бы очнуться хотя бы для того, чтобы выставить его на посмешище. Но сегодня, здесь и сейчас, я почувствовала, что хочу очнуться совсем по другой причине. До сих пор я об этом даже не думала. Мне это и в голову не приходило. А ведь единственное, что мне под силу, – думать.

Конечно, усилие обычно предполагает контроль над мускулами, не говоря уже о мозге. Я же не контролирую ни то ни другое, за исключением слуховых функций, но если эта часть моего организма согласилась снова заработать, то почему бы не включиться и всем остальным? Остается вопрос: как за это взяться? «Тайна, покрытая мраком», – так часто говорил Стив.

Ответ пришел мгновенно. Как будто ждал именно этого момента. Мне остается только думать, потому что сейчас я способна только на это. Думать, что вот сейчас я поворачиваю голову. Думать, что я поднимаю веки и привожу в действие свою сетчатку. Думать одержимо и неотступно, что это в моей власти.

И я тотчас принялась за дело.

Наличие скрытой цели очень помогает. Впрочем, не такая уж она и скрытая. Я умирала от желания увидеть Тибо. Если мне удастся повернуть голову, что само по себе будет подвигом, а потом открыть глаза и увидеть, что вообще будет чудом из чудес, я, может быть, наконец выясню, какой он из себя – мой любимый посетитель.

Мне бы стоило покраснеть от собственных мыслей, но, с другой стороны, от родительских визитов радости мало, а Стив, Алекс и Ребекка приходят не слишком часто. Так что претендентов на это звание осталось немного.

* * *

Все время, пока Тибо спал, я приказывала себе повернуть голову и открыть глаза. По очереди, потому что, должна признать, это было очень утомительно, но меня подстегивало дыхание моего временного соседа по койке. При каждом его вдохе я воображала, что поворачиваю голову, а при каждом выдохе – что открываю глаза. Всякий раз мое представление о внешности Тибо слегка менялось. Хотя, как я заметила, некоторые подробности оставались неизменными. Например, я была убеждена, что у него темные волосы, хотя не смогла бы объяснить почему.

Я продолжала свои мысленные упражнения, пока не услышала справа какой-то шорох. Я поняла, что Тибо не просто пошевелился во сне, а окончательно проснулся. Он проспал что-то около часа, и все это время я безуспешно пыталась повернуть голову. Но если в том, что он спал, я не сомневалась, то относительно своей новой инициативы никакой уверенности у меня не было. Я понятия не имела, принесли ли мои потуги хоть какой-то результат – если не считать результатом, что я не почувствовала ни малейших изменений.

От размышлений меня отвлек тяжкий вздох Тибо. Судя по звукам, он сел в кровати, потом встал и вдруг замер. Я удивилась, с чего он так застыл, как вдруг его спокойное дыхание, которое я слышала в полутора метрах от себя, прервалось возгласом:

– Ох, черт! Твои трубки!..

Если бы я могла, подпрыгнула бы на месте. Что не так с моими трубками?

– Нет, ну надо же! Неужели я нечаянно толкнул тебя во сне? Хорошо еще, ни одна из этих штук не отключилась!

Его испуганные причитания меня почти позабавили, хотя я не помнила, чтобы он так уж вертелся во сне. Я услышала, как он осторожно водворяет на место мои трубки и провода. Я часто задавалась вопросом, на что я похожа в окружении всех этих, как он их называет, «штук». В первое время я представляла себя мухой, запутавшейся в паутине. Потом предпочла другое сравнение – с карабином на веревочном полиспасте, с помощью которого спасатели вытаскивают альпинистов, провалившихся в трещину. Этот образ мне гораздо ближе, да и выглядит определенно изящнее. А главное, в нем заложена идея спасения – в отличие от мухи в паутине…

Вокруг меня еще какое-то время раздавалась возня, но тут открылась дверь палаты. Тибо, судя по всему, застыл изваянием, – во всяком случае, не издал ни звука. Вошел новый незваный гость. Тибо по-прежнему молчал. Любопытно, кто бы это мог быть.

– Здравствуйте. Вы родственник?

Я узнала голос интерна, который утром встал на мою защиту. Теперь, когда я поняла, кто пришел, мне стало интересно, зачем он здесь, но еще интереснее, что ему ответит Тибо.

– Нет, я ее друг. А вы? Я имею в виду… вы ее лечащий врач?

Наступила короткая пауза – надо полагать, интерн отрицательно покачал головой.

– Всего лишь дежурный интерн, совершаю обход палат.

– Хм…

Я бы ответила точно так же. За последние почти семь недель никакие интерны ни с какими обходами ко мне не заглядывали. Скорее всего, парня просто задел за живое сегодняшний утренний спор с главврачом.