Я скинул ботинки и снял куртку. В зимнее время эта куртка становится похожей на космический скафандр. Чего я только не напихиваю в ее карманы – перчатки, шарф, документы, ключи от машины и от дома, ключи от квартиры матери. Я как улитка – ношу с собой чуть ли не всю квартиру. Хотя вообще-то это не так уж много. Не сказать чтобы у меня в квартире было обилие всякого добра. Не желая, чтобы хоть что-то напоминало мне о Синди, после ее ухода я выбросил кучу вещей, и нужных и ненужных. Мать часто говорит, что моему жилью не хватает индивидуальности, но она говорит много такого, что я сознательно пропускаю мимо ушей, в том числе и этот ее совет.

Я устроился на стуле поудобнее – по крайней мере, попытался. И снова обругал себя за то, что забыл захватить с собой подушку или еще что-нибудь мягкое, чтобы не мучиться, сидя на твердом пластике. Я взглянул на свою куртку. Нет, она точно не годится. Я огляделся в надежде найти что-нибудь подходящее. Увы, ничего. Я зашел в тесную и совершенно бесполезную здесь душевую, еще раз убедившись, что ею действительно никто не пользуется: я не обнаружил ни полотенец, ни халата, которые могли бы заменить мне подушку. Вернувшись в палату, я вдруг сообразил, что мне остается один-единственный вариант. Но меня охватили сомнения. Я только сейчас понял, что с момента появления в палате вел себя совершенно по-хамски.

– Черт! Э-э-э… Прости, Эльза. Привет. У меня что-то в мозгах переклинило. Я задумался. Со мной это иногда бывает… У меня к себе самому столько вопросов, что в двух словах не расскажешь, так что не стану и пробовать. И, честно говоря, вряд ли ты поможешь мне с ответами.

Я еще раз огляделся. Мне не слишком нравилось то, что я задумал, но это было лучше, чем ничего, да и кто узнает? Единственный человек, которому я могу помешать, ничего и не заметит. Я подошел к кровати и просунул руки сквозь сплетение проводов. Но стоило моим пальцам коснуться подушки, как я весь сжался. Нет, ничего не выйдет. Хотя бы потому, что безжизненное тело Эльзы довольно тяжелое: даже если в ней навскидку не больше пятидесяти килограммов, это немалый груз. И потом, мне не хотелось лишать ее удобства, даже если она ничего не почувствует. Такое ощущение, что я ее использую. Не в моих это правилах.

Так я простоял неподвижно несколько секунд, потом убрал руки и тщательно водворил на место все провода, трубки и прочие штуковины. Эльза даже не шевельнулась, да и с чего бы ей шевелиться.

– Помнишь, я говорил тебе, что стул жутко неудобный? – сказал я, покосившись на этот самый стул. – Так вот, мягче он не стал! Я хотел было позаимствовать одну из твоих подушек, но, кажется, тебя с них не сдвинуть, да и потом… не очень-то это было бы вежливо с моей стороны. Ладно, ничего не поделаешь! Буду мучиться на этом жутком насесте, а ты наслаждайся комфортом.

Через пару минут я окончательно убедился, что этот стул – просто орудие пытки, чье назначение – отваживать посетителей. Врачи и сестры не любят, когда в палатах слишком много народу. А при такой, с позволения сказать, мебели они могут быть уверены, что никто не станет здесь долго рассиживаться. Я ерзал на пластиковом сиденье и всерьез подумывал убраться отсюда. В конце концов, можно подождать мать и в машине.

Но уходить не хотелось.

Книга-игра, мгновенно раскрывшись у меня в голове, отправила меня на страницу 13: «У вас остался последний шанс».

Да, я знаю, что это за шанс, но он явно не самый лучший. Более того – откровенно бредовый. Если в это время кто-нибудь войдет в палату, отговорка из серии «Я ее друг» меня не спасет. Я вздохнул, наверное, уже в сотый раз с момента прихода, и встал. Меня не покидало ощущение, что я мальчишка и собираюсь признаться родителям, что натворил глупостей. Правда, я был готов честно предупредить Эльзу, что намерен сделать.

– Слушай, Эльза, я больше не могу сидеть на этом стуле. Значит, либо я ухожу, либо… ты немного подвинешься.

Я двинулся в обход кровати, чтобы лечь со стороны окна. Почему-то мне казалось, что там больше места, хотя это была всего лишь иллюзия: на самом деле Эльза лежала строго по центру, с точностью до сантиметра, чтобы матрас идеально поддерживал ее тело. Я выбрал эту сторону из других соображений: если кто-то войдет в палату, меня, при минимальном везении, заметят не сразу. При большом везении сюда вообще никто не войдет. Ну, а если мне повезет фантастически, то люди сжалятся над бедолагой, прикорнувшим под боком пациентки, погруженной в кому.

Я снова просунул руки Эльзе под спину, постаравшись прихватить и простыню, на которой она лежала. Прикоснуться к рубашке, облекающей ее хрупкое тело, мне было страшновато. Я попытался приподнять ее и немного сдвинуть, не задев провода и все прочее. Не вышло.

Я издал сто первый вздох и заглянул в историю болезни в ногах кровати. При поступлении в больницу Эльза весила пятьдесят четыре кило. Учитывая ее состояние, она наверняка потеряла килограммов шесть, если не больше. Господи, я не в силах сдвинуть с места сорок восемь кило. Надо бы заняться спортом.

Я отказался от мысли подвинуть Эльзу и просто перенес все провода на другую сторону. Потом бесшумно улегся рядом с ней, вытянувшись в струнку на свободном краешке матраса шириной в тридцать сантиметров, и расслабился. И едва сдержал возглас удивления.

Матрас был очень странным. Совершенно не такой, как у меня дома, это точно. Я вообще никогда не видел ничего похожего. Шестеренки у меня в мозгу завертелись быстрее, и я сообразил: раз Эльза уже много недель лежит или, скорее, полусидит на этой штуке, значит, она изготовлена из специального материала. Поняв это, я успокоился и улегся спиной к Эльзе. Хотя она не подавала признаков жизни, тепло ее тела согревало меня не хуже одеяла.

До чего ж они удобные, эти матрасы…

Не прошло и десяти секунд, как я заснул.

Думаю, что, будь я даже способна двигаться, я бы и пальцем не шевельнула. Так и лежала бы неподвижно, чтобы его не побеспокоить, и не произнесла бы ни слова, чтобы его не разбудить. Ну, разве что позволила бы себе слегка повернуть голову и посмотреть на него спящего, но не больше.

Я с напряженным вниманием вслушивалась в манипуляции Тибо, но и вообразить себе не могла, что он уляжется рядом со мной. Возможно, многие сочли бы ненормальным человека, решившего прилечь поспать на кровати пациентки в коме. Как бы то ни было, мой посетитель и на сей раз преподнес мне сюрприз. Кстати сказать, даже родная мать едва осмеливается до меня дотрагиваться. А Тибо ко мне буквально прилип. По крайней мере, я так думаю. Вряд ли моя кровать таких уж гигантских размеров, а значит, наши тела неизбежно должны соприкасаться.

Прикосновение… Я пришла бы от него в восторг, как девчонка от шоколадного мороженого. Скоро двадцать одна неделя, как я лишена элементарных осязательных ощущений. Последним из них было ощущение снега, сковавшего мое тело. Не самое лучшее воспоминание. Я вдруг поняла, что с радостью отдала бы все свои карабины, чтобы почувствовать на себе хотя бы легкое прикосновение Тибо. И пусть нас разделяли бы слои одежды и простыней, тут уж ничего не поделаешь, но его тепло передалось бы и через них, и этого мне хватило бы.