– Нет, виноваты врачи.

Бен изучает инструкцию на коробке со смесью, припрятанной в буфете на случай, если закончится донорское молоко.

Энни пытается покормить дочь грудью. Материнское молоко – волшебное средство, утверждают специалисты. В нем содержатся антитела, гормоны и даже тайные послания. Каждая капля – на вес золота. Однако, несмотря на все потуги Энни, молоко быстро иссякает. Грейс брыкается, ищет другой источник.

Бутылочку со смесью она опорожняет в мгновение ока. Какое-то животное удовлетворение осознавать, что малышка сыта.

Она очень тихий ребенок. Все так говорят. Но не чудится ли? Или она сегодня ведет себя тише обычного? А если инфекция уже проникла в ее кровеносную систему и теперь подбирается к мозгу?

Они не надевают перчаток, не отстраняются от дыхания дочери. Им даже в голову не приходит, что собственный ребенок может стать для них угрозой. Нет нужды озвучивать очевидную истину, открывшуюся спустя всего три недели: если что-то случится с Грейс, их дальнейшая судьба уже не имеет никакого значения.

Наутро Энни первым делом измеряет температуру, она в норме. Малышка вроде бы тоже: ясные глаза, розовые щечки. Ножки, как обычно, елозят по пеленальному столику. Она просто чудо в вязаной шапочке и ползунках. Как у двух совершенно непримечательных людей могло родиться такое совершенство?

Внезапно у Грейси начинается истерика. Иногда на нее находит, и лишь Энни по силам ее угомонить.

Бену очень стыдно, но он мечтает поскорее выбраться из дома. На расстоянии любовь к ребенку только крепнет.

– Надо купить еще смесей, – уже позвякивая ключами, говорит он.

Энни сосредоточенно разглядывает детский лобик.

– Они что-нибудь говорили про сыпь?

– Это у нее с рождения. – Бен вспоминает россыпь мелких прыщиков, когда впервые взял дочь на руки, вспоминает перепуганное личико, кровь Энни на полу родильного зала.

Он суетливо шнурует ботинки, лихорадочно ищет бейсболку – прикрыть немытые неделю волосы. Бен уже двое суток не выходил из дома.

Но вот за спиной хлопает дверь – свобода. Первые минуты в блаженном одиночестве, ровный ход автомобиля, выезжающего со двора, – и удовлетворение от осознания, что все это происходит по твоей воле. Только с рождением ребенка замечаешь, какая тишина царит вокруг, какой порядок. Над горами ровным клином проносится стая черных птиц. По радио звучит упоительный джаз. Во всем теле появляется приятная легкость, умиротворение, как после первого глотка виски.

Глядя на уютный городок, соседей, выгуливающих собак, сложно поверить в распространяющуюся эпидемию. Обыденность успокаивает: если все и впрямь так плохо, стали бы соседи разравнивать лужайку? Стал бы почтальон разносить каталоги?

Бен выбирает окольный маршрут, через озеро. Останавливается купить кофе и осознает, как здорово выпить его горячим – роскошь, прежде недоступная молодому отцу.

Однако в детском отделе аптеки его вновь охватывает тревога. Он начинает скучать по Грейс. В пособии сказано, что, исчезая из поля зрения трехнедельного малыша, вы исчезаете в принципе. Сейчас Бен испытывает то же самое: словно без его надзора Грейс может тихонько покинуть этот мир.

В Сети уже циркулируют противоречивые теории. Одни подозревают правительство. Другие – заговор крупных фармацевтических фирм. Таинственный вирус просочился из лаборатории колледжа, считают третьи.

Судите сами, убеждают интернет-пользователи, с каких это пор ученые в самой передовой сверхдержаве не могут классифицировать болезнь? Наверняка они сами ее и вывели в качестве биологического оружия и теперь проводят испытания на людях. А лекарство специально скрывают.

Кто-то вообще заявляет, что никакой эпидемии нет. Разве Санта-Лора не идеальное место для провокации? Изолированный городок, окруженный лесом, куда ведет единственная дорога. А так называемые жертвы в репортажах? Явно подставные. В стране полно безработных актеров, готовых на все ради денег. А эти якобы больные? Да любой дурак изобразит спящего.

Находятся и такие, кто в принципе сомневается в существовании Санта-Лоры. Кто-нибудь раньше слышал про этот городок? Да в списке святых отродясь не было никакой Лоры. Короче, липа чистой воды. А этот убогий городишко – не иначе как декорация где-нибудь на задворках Калвер-Сити. Только гляньте на дома, сплошное средневековье.

Вот еще глупости, фыркают скептики. Станут они заморачиваться с декорациями, все кадры идут прямиком из монтажной в Голливуде. Если присмотреться, многие дома сделаны как под копирку. А теперь спросите себя, кому это выгодно? Кто сорвет солидный куш? Правильно, производители лекарств. Кто, по-вашему, платит псевдожурналистам за липовые новости? Вот увидите: через пару месяцев фармацевтические корпорации начнут продавать вакцину.

Неизвестно, кто координирует процесс – помимо полицейских, поочередно дежуривших у лифта, – но кто-то где-то решает, что Мэй и прочие должны покинуть общежитие. Слухи ширятся: якобы инфекция содержится в воде или вентиляционной системе, а может, в коврах или краске.

За несколько суток Мэй успевает привыкнуть к холодному прикосновению стетоскопа к груди, к пальцам в перчатках, ощупывающим шею, словно та покрыта шрифтом Брайля, к отдающему мятой дыханию медсестер. Даже резинки маски больше не натирают за ушами. Нечто подобное происходит и в голове.

На этаже поселилась апатия, студенты равнодушно снуют мимо пустых комнат, опечатанных желтой лентой.

И вдруг как гром среди ясного неба – приказ собирать вещи.

Снаружи Мэй щурится от солнца, как будто провела все дни в подземелье. В общежитии не осталось ни единого студента. Сухая листва устилает широкие газоны, где совсем недавно летали фрисби, а те же первокурсницы загорали в коротеньких топах и босиком.

Мэй жадно впитывает мельчайшие впечатления: легкое дуновение ветерка на запястье, пронзительный крик неведомой птицы, солнечные лучи, ласкающие кожу. Резкое пробуждение от спячки.

Новый наплыв полиции. Патрульные машины припаркованы на тротуарах. Пряжки ремней сверкают на солнце.

Неподалеку застыли в ожидании новостные фургоны, их спутниковые тарелки обращены к небу. Скоро родители увидят в новостях, как Мэй, невысокая, худенькая, бредет, словно заложница, среди толпы подростков в масках.

Они строго соблюдают инструкции: идут единой колонной с интервалом в несколько футов, шеренга петляет среди покинутых зданий студгородка.

Сзади раздается глухой удар – спортивная сумка со стуком приземляется на асфальт. Дробь быстрых шагов сменяется бегом.

Мэтью, осеняет Мэй. Парень вырывается из строя. Топот бегущих ног заглушают вопли двух десятков полицейских, когда те пускаются в погоню. С головы Мэтью слетает выгоревшая бейсболка. Кто знает, триумф или отчаяние сквозит в быстром мелькании кроссовок, в том, как беглец сдергивает маску, и она, кружась словно лепесток, опускается на землю.