– В следующий раз осторожней с высказываниями, – напутствует полицейский, и Сара чувствует, как отлегло от сердца. – Договорились?

Какое облегчение видеть, как страж порядка разворачивается и идет прочь, постепенно растворяясь в пелене дождя, урчание двигателя кажется дивной музыкой.

Отец возвращается в дом, запирает дверь, кладет противогаз на стол, пока его легкие жадно втягивают безопасный воздух.

В сумерках любители колядок слетаются на улицу, словно светлячки. Первыми, в сопровождении взрослых, появляются карапузы, заботливо втиснутые в курточки, затем наступает черед детей постарше – они мечутся от дома к дому, как взломщики, с наволочками за спиной.

– Господи, – шепчет отец, припадая к заколоченным окнам, – они же перезаражают весь город.

Перед глазами всплывает картина: сотни рук передают инфекцию, погружаясь из одной чаши с конфетами в другую. Однажды Сара видела передачу с места преступления, где полицейские с помощью специальной лампы высвечивали невидимые следы крови. Чистая на первый взгляд комната вспыхивала зеленым. Болезнь тоже представляется зеленым пятном, расползающимся по городу.

Естественно, когда раздается звонок, никто даже не думает открывать.

– Сами уйдут, – ворчит отец. – И погасите свет.

Все равно угощать гостей нечем.

Из окна спальни Сара узнает двоих одноклассников. Оба в костюмах скелетов, у одного из груди торчит нож. Мальчишки всегда наряжаются одинаково, точно не знают, что самое страшное неизменно скрыто от посторонних глаз. Если бы им с Либби разрешили сегодня колядовать, они бы, как обычно, переоделись в элегантных дам минувшего столетия, позаимствовав с чердака платья своих усопших родственниц, заколотые булавками наряды смотрятся вполне прилично, только подолы с каждым годом становятся все грязнее.

Одноклассники снова жмут на звонок. Сара надеется, они не в курсе, в чей дом нагрянули. Наконец мальчишкам надоедает, и они отправляются в соседний двор, где ярко горят два тыквенных фонаря, беспрестанно хлопает дверь и на пороге то и дело возникает соседка с наряженной в тыкву малышкой на руках.

– Я же велел погасить свет на крыльце, – напоминает отец.

Остаток вечера Сара проводит на чердаке, декламируя строки из «Нашего городка», особенно свою любимую часть ближе к финалу, где ее героиня, покойница, с небес уговаривает красавицу Эмили, недавно умершую от родов, не возвращаться на землю. «Поживешь здесь подольше, поймешь, что наша единственная цель – все забыть», – обращается Сара к своему отражению в зеркале, голос низкий, размеренный – в точности как учила миссис Кэмпбелл. Снаружи ярко светят окна соседних домов, на верандах мерцают тыквы, вдалеке темнеют очертания студенческого городка и больницы, где заболевшие подростки спят странным сном. Вспомнилось, как миссис Кэмпбелл объясняла смысл последней реплики: люди не ценят жизнь, пока живы. Поэтому Сара произносит ее медленно и вдумчиво, словно сама познала всю мудрость этих слов. «Нет, милая, – мягко говорит она, ощущая смутную ностальгию, – они не понимают».

Она не видит, кто сорвал с их участка тыкву и разбил о стену, не видит, кто именно пеной для бритья вывел на дорожке «ШИЗИКИ».

Когда звонки в дверь прекращаются и в округе воцаряется тишина, Сара застает отца у компьютера. Сгорбившись перед монитором, он, по обыкновению, ждет, пока загрузится страница.

Компьютер слишком медленный для того, чтобы девочки могли пользоваться им свободно, как сверстники. В школе вовсю обсуждают онлайн-трансляции, флирт, склоки – вторичная необъятная реальность загадочно перекликается с единственной известной Саре.

– Я тут думала насчет пьесы, – заговаривает она.

– Какой еще пьесы? – Со спины отец выглядит старше: костлявые плечи, намечающаяся плешь на затылке.

– В школе. Я же рассказывала.

Отец печатает, как всегда, медленно, одним пальцем, шаря взглядом по клавиатуре, словно буквы меняются местами всякий раз, стоит ему отвернуться.

– Впервые слышу.

– Премьера в пятницу, – напоминает Сара.

Отец перестает печатать:

– Актовый зал, полный народу? Издеваешься? Ты хоть представляешь, какое это раздолье для заразы?

Неожиданно на глаза наворачиваются слезы. Хотя, казалось бы, какая-то дурацкая пьеса. И роль не главная. Сара быстро вытирается рукавом. Больно прикусывает губу. Мерный стук по клавиатуре возобновляется. Внезапно появляется Дейзи и трется мордочкой о ногу Сары – кошка словно чувствует тоску, которая изредка посещает хозяйку.

Позже Либби проявит недетскую чуткость и никак не прокомментирует слезы сестры.

– Про пьесу забудь, – резюмирует отец. – Единственное безопасное место здесь, в доме.

На четвертый визит в Санта-Лору, когда Кэтрин уже выруливает с больничной парковки, на сотовый ей вдруг звонит медсестра.

– Пациент из колледжа, – запыхавшись, повторяет она снова и снова. – Один из студентов. – На заднем плане царит суматоха. – В общем, он проснулся.

Паренек бродит по коридору в больничной сорочке, позади волочится оборванная капельница. Босые ноги шаркают по линолеуму, глаза щурятся от яркого света, а вокруг, в соседних палатах, другие пациенты продолжают спать. Зато их родители не дремлют: они бросаются в коридор и, затаив дыхание, смотрят на мальчика, словно тот восстал из мертвых. Кэтрин буквально видит переполняющую их надежду.

Однако вид паренька внушает тревогу. Ему восемнадцать, а выглядит как дряхлый старик. Походка вялая, суставы одеревенели, плечи ссутулились.

Он беспрестанно качает головой, точно силится понять что-то.

– Не складывается, не складывается, – шепчет он, озираясь по сторонам. Пальцы теребят щетину на подбородке.

– Ты в больнице, – говорит Кэтрин, единственный психиатр в округе. – Пролежал без сознания несколько дней.

Юноша недоверчиво хмурится.

– На самом деле больше, – произносит он.

С жертвами галлюцинаций надо действовать тактично. Ни в коем случае не спорить. «Естественно, ты слегка растерян», – внушает ему Кэтрин. Однако «растерянность» – не совсем точное слово. В голосе мальчика, напротив, сквозит странная уверенность.

– Меня нет уже очень давно, – добавляет он. На лице застыла нечеловеческая усталость.

– О чем ты? – настораживается Кэтрин.

Однако парень молчит. Впрочем, его бессвязная речь скорее напоминает мысли вслух. Внезапно Кэтрин осеняет: похоже, он воспринимает ее как галлюцинацию, как продолжение сна.

Она провожает его обратно в палату. Он просит пить. Медсестра приносит стаканчик.

Теперь парнишка сидит на кровати, уставившись в одну точку.

Кэтрин выскальзывает из палаты и звонит домой. Планы поменялись, она не приедет ночевать, к счастью, няня привыкла к подобным форс-мажорам. Трубку берет дочь.