— Нет, — бросил Найтли. — Нет, если принять в расчет «это».

Под «этим» он, вероятно, подразумевал газету.

— Вот как, — ответила Аннабел. Она не знала, стоит ли принимать в расчет «Лондон уикли». И не знала, что ответить.

Ей стало так жарко, что она немного спустила шаль с плеч. Пожалуй, стоило бы открыть окно.

От улыбки Найтли у нее сильно забилось сердце. Словно только они двое знали какую-то шутку.

— Я рад, что вы нашли шаль. Особенно учитывая, что на дворе июнь, — усмехнулся он.

— Вы же знаете, погода в Англии очень… переменчива, — выдавила Аннабел.

— Шаль чуть похуже не подошла бы, — упорствовал Найтли, явно насмехаясь над ней. Все шло не так, как полагается. Хотя казалось бы, ее желание исполнилось: она осталась наедине с Найтли. Иначе сидела бы дома и наблюдала, как брат читает газету, а Бланш — назидательную литературу — вслух, на благо семьи. Такова была ничем не примечательная жизнь Старой Аннабел.

А сейчас она искренне развлекалась, подыгрывая Найтли.

— Почему вы думаете, что у меня есть еще одна шаль, чуть похуже?

Она старалась говорить естественно, и кажется, ей это удалось.

— Ваша семья владеет предприятием по импорту тканей. Если вам чего-то и недостает, то никак не шалей, — ответил Найтли. Аннабел от удивления приоткрыла рот.

Всего несколько дней назад она не была уверена, что он знает, как ее зовут. А ему, оказывается, известно про семейный бизнес Свифтов?!

Должно быть, ее челюсть отвисла сама собой.

— Откуда вы знаете?

— Мисс Свифт, моя обязанность знать все, — отрезал Найтли и, оттолкнувшись от косяка, выпрямился и добавил: — Пойдемте, я провожу вас домой.

— О, не хотелось бы навязываться…

Слова, глупые слова отказа от заветного приглашения слетели с языка, прежде чем она успела сдержаться. Потому что знала: ему с ней совсем не по пути. Ее дом слишком далеко.

Вот что бывает, когда ты излишне почтительна и прежде всего думаешь о других. Вежливость крепко-накрепко засела в ней, и она механически произносила нужные фразы.

— Нельзя называть себя джентльменом и при этом позволить вам гулять одной ночью.

Аннабел пришла одна, поскольку Незамужние Тетушки никогда не имеют компаньонок. Они сами становятся компаньонками.

— Что же, если вы настаиваете, — ответила Аннабел кокетливо. Возможно, впервые в жизни.

Дорогая Аннабел!

Поездки с некоторыми джентльменами небезопасны. Надеюсь, ваш Болван — один из таких.

Весельчак с Фаррингтон-роуд

«Лондон уикли»

Найтли не мог объяснить, почему перспектива путешествия вместе с мисс Свифт так интриговала его. Возможно, потому что она была последней в мире женщиной, с которой он собирался остаться наедине. Застенчивая, тихая, хорошенькая, непритязательная Аннабел. Нервно ерзает на сиденье напротив него в темной, бархатной коробке его экипажа.

Четыре года он не думал об этой женщине, а теперь она постоянно присутствовала в его мыслях и беседах. Казалось, все только и говорят об Аннабел.

Кроме того, эта женщина совершенно точно не имела никаких романтических связей до этой недели, когда у нее появилось сразу два неподходящих поклонника.

Лорд Марсден, проклятый маркиз и к тому же чертовски обаятельный, посылал ей розы.

И совершенно точно что-то происходило между ней и Оуэнсом. Как еще объяснить растрепанные волосы, розовые щеки и тот факт, что Дерек увидел ее в объятиях этого хлыща?!

Но почему это беспокоит его? Мысль об этом раздражала. Не давала покоя.

Настолько, что он вышел из-за письменного стола, решив узнать причину продолжительного молчания за закрытой дверью. А когда он открыл дверь, едва не взорвался от ревности и желания дать Оуэнсу по физиономии.

Зато теперь он остался наедине с Аннабел.

— Куда прикажете, мисс Свифт? — спросил он, когда они уселись в модный экипаж новейшей конструкции, с удобными темно-зелеными бархатными сиденьями, и стенками, отделанными черным лаком. Дерек наслаждался внешними признаками успеха — красивый особняк, дорогие портные и все самое лучшее, что можно купить за деньги.

— Монтегю-стрит сто пятьдесят, Блумсбери, — ответила она. — Или вы уже и это знаете?

— Уже знаю, но мне казалось разумным уточнить адрес на случай, если вы собирались ехать в другое место, — пояснил Найтли.

«Например, в дом Марсдена. Или на квартиру Оуэнса».

При мысли об этом его внутренности затянулись узлом.

— Вы очень заботливы, — ответила Аннабел и замолчала, очевидно, споря с собой, стоит ли высказывать все, что у нее на уме. Сам Дерек, привыкший к быстрым решениям, с интересом наблюдал за сменой выражения ее лица.

— Что еще вы знаете обо мне? — спросила Аннабел, выпрямляясь, словно эти слова требовали от нее суровой решимости.

— Вам двадцать шесть лет, — ответил он.

— Невежливо уточнять возраст дамы, — ответила она, невольно подтвердив его слова.

— Вы живете с братом, торговцем тканями. И его женой. Вот уже три года раздаете советы любопытным, безответно влюбленным и несчастным, — продолжал Найтли.

Как легко собирать сведения о людях. И это часто оказывалось весьма полезным.

Но лучше не упоминать о недавно открытых фактах: Аннабел выглядела настоящим ангелом, тем более что золотистые локоны выбились из узла, в который она обычно укладывала волосы. А губы были пухлыми и красными… грешными. Когда она улыбалась, на левой щеке появлялась маленькая ямочка. Она часто краснела, вздыхала, и Дерек находил занимательным, что она способна выказывать столь страстные, чувства.

Сам он никогда не был на это способен. Другое дело женщины. Большинство охотно делились мыслями и чувствами.

— Любопытно, что вы знаете обо мне? — переменил он тему. Аннабел нерешительно улыбнулась, словно не зная, с чего начать.

— Вам тридцать пять лет, ваша мать актриса, у вас городской дом в Мейфэре, и ваш почерк невозможно разобрать, — задорно ответила она.

— И у меня твердая грудь, — не удержался Найтли.

Аннабел застонала. Он с трудом различал ее лицо в полумраке, но был готов поклясться, что она покраснела.

— Вы легко смущаетесь, — заметил он, добавляя это качество к списку фактов об Аннабел.

— Вы это знали или только что обнаружили? — спросила она, улыбаясь.

— Я учусь, — объяснил Дерек. Он знал о ней меньше, чем о других корреспондентках, потому что у тех вошло в привычку врываться в его кабинет, высказывать претензии, поднимать шум и скандал.